— Есть! Марк, свет включать можно?
     — Думаю, да.  Снаружи все равно не видно. 
     Скинув кислородный баллон, я выскочила из крематория.  В полумраке лестницы выглядели, как недовольные вторжением хозяева.  Я зажигала свет везде, где появлялась, пока не добралась до лаборатории в левой башне. 
     — Агент на месте, где перехватчик, или как его там… короче, где искать-то?
     В ухе раздавалось только шипение.  Я переворачивала хлам на полках, не представляя, как выглядит прибор.  На ближнем стеллаже стояли ящики с деталями, на втором — колбочки, баночки, коробочки с порошками, остальные два были забиты разными механизмами.  Стойкий запах металла и пайки перебивал вонь гари, пропитавшую меня насквозь. 
     Я уже обошла столы и оглядела шкафы раза на три, когда из наушника наконец-то раздался голос Марка. 
     — Лина, только спокойно.  У нас неприятности. 
     В подтверждение рядом раздался выстрел.  Я не успела испугаться, как в голову ударила волна. 
     Старый квартал из маленьких нищих домишек с облупленными стенами, запах испражнений и детский ор в унисон вороньему граю.  Женщина со шрамом через все лицо склоняется над….  Ночной лес, запах сосновых иголок, хруст под ногами, боль в плече, невыносимая боль, а рядом — мертвое тело… Кровь на руках — липкая патока, из-за которой рукоятка «Макарова» скользит в ладони, знакомые до крика лица.  Огромное здание за высоким забором, удар, хруст, исцарапанная осколком собственного зуба губа и полет, долгий мучительный полет от пыльного в склизких разводах асфальта через распахнутые ворота к дверям, к утыканному проводами черному ящику…
     
     Не знаю, сколько времени пробыла в отключке.  Как только перед лицом оказался не истоптанный грязный асфальт, а холодная металлическая ножка стола, я вскочила и, встряхнувшись, рванула к выходу.  Потайные рычаги тира всплыли в памяти, две двери послушно открылись.  За обеими — длинные арсеналы с огнестрельным и холодным оружием.  На поясе так, чтобы не стеснять движения, уместились всего шесть пистолетов, еще два — по одному в каждую руку.  Глушители к черту — лишний груз при абсолютной бесполезности.  Немного поколебавшись, я распорола перчатки, сделав из них браслеты и воткнула в каждый по кинжалу.  Не напороться бы самой. 
     Обвели драконов вокруг пальца, обставили, как сявок дворовых, бросив вместо любительской колбасы напичканный снотворным кругляш докторской.  А мы сожрали, хорошо, что только половину.  Даже на уместные маты не хватало времени, мозг перегревался, силясь выудить воспоминания о бегстве, о спрятанных кнопках защиты.  Я носилась по холлу второго этажа, ощупывая ровные стены.  Наконец, на косяке обнаружился податливый кругляш, и освобожденные окна обнажили ночной мрак. 
     Я слетела вниз по лестнице, вбежала в гостиную и бросилась к дверям.  Темный силуэт мелькнул в проеме, я, не целясь, пальнула из обоих стволов, прежде чем свинцовая ладонь ребром саданула по предплечью.  В глазах словно свет выключили.  Онемевшая правая рука выпустила «ТТ», но левая еще действовала, и дуло пистолета уткнулось в пах… Джону. 
     — Спокойно, детка — свои, — глухо проговорил он, выступая из тени. 
     В темноте раздался скрипучий хрип.  Похоже, пули нашли чье-то тело. 
     — Лина, это мы, — повторил Джон, поднимая руки.  Гулко стукнулся о пол его пистолет. 
     Знакомый прищуренный взгляд, нервное передергивание плечами, знакомый дурящий запах.  Но отступать рано. 
     — Назови имя моего первого мужчины, — потребовала я.  — Быстро!
     -- Иннокентий Смоктуновский, -- выдали пухлые губы.  – Да я это был, расслабься.  А потом Марку доделывать пришлось.  Не ожидал же такой подста…
     — Хорошо.  Где у меня находится самая интимная родинка?
     — Одна на левом соске, — раздался из темноты резкий голос другого дракона, — вторая между мизинцем и безымянным на правой ноге.  Хватит тестов, ты мне в колено попала. 
     Я опустила ствол, отступила в гостиную, освобождая драконам проход.  Джон сделал пару шагов и распластался прямо на ковре, закрыв глаза.  Марк дополз до дивана, закатал пропитавшуюся кровью штанину и, кряхтя и постанывая, принялся шаманить над раной.  Оба извазюканы в пыли и крови, с разбитыми костяшками на руках, от обоих за километр несло потом. 
     — Как ты догадалась? — почти прошептал Джон.  Даже машины порой устают до износа. 
     — Взрывчатка должна была сработать.  Но не сработала. 
     — Во как.  А…
     — Я одного шустрика переправил, — скривившись от боли, перебил Марк.  — Не нравится мне это.  Не должно было этого быть.  Не должно, не должно, не сходится, не сходится, черт возьми! — дракон зарычал и выбросил на пол пулю.  Как он вытянул ее из ноги, я даже спрашивать не стала. 
     К черту бесноватую мораль и метания.  От себя не уйдешь.  Можно ли отказаться от любимых (хватит себя обманывать!) будь они хоть трижды уродами? И вроде сердце клокочет у горла подстреленным воробьем, впереди разверзлась трясина: шаг влево, шаг вправо — утопнешь, а сзади ни одного мостика, чтобы было куда ступить, но душа укуталась в теплое спокойствие, словно отгородилось от всех и вся.  Главное, что драконы рядом, дома.  Хоть апокалипсис начнись или набег монстров, хоть метеорит падай, главное, что твоя семья в бункере.  Остальные сами о себе позаботятся. 
     Так хотелось в этот момент оказаться посреди леса, где даже звезды не видно сквозь плотную завесу крон, в маленьком домике, перед камином.  Чтобы трещали ветки от ласки огня, чтобы ветер бился в наглухо закрытые ставни, а над старым секретером, уставленным фарфоровыми фигурками зверей и куколками, отстукивали ночные минуты часы с кукушкой.