Зову вас с юга: Миллиель, Нелапа, Бабель, Галюель…
     Но что-то подсказывало мальчику – те, кого он вызывает, вовсе не ангелы.  К миру Света они вообще не имеют никакого отношения. 
     
     ***
     
     Призраки были глухи и слепы в человеческом мире и могли влиять на него исключительно через приборы.  Однако Телефонная Книга создавала особый, неизученный официальной физикой канал передачи данных.  Каждый рисунок, каждая схема и текст в ней открывали секретную волну, тайный луч, исходящий из Разумной Сети и падающий на заклинателя. 
     В этот миг протезы Глеба вибрировали и немного разогревались, а в его изуродованное тело вливалась потусторонняя сила, циркулирующая по сосудам, как электрический ток.  Он даже чувствовал некоторое сексуальное возбуждение, вдыхая аромат книги, бросая взгляды в сторону предназначенной духам жертвы.  В прочие минуты беспризорник казался ему отталкивающим и грязным, но не теперь. 
     Сила Телефонной Книги Призраков меняла мир с чудовищной легкостью и абсолютным фатализмом. 
     
     Водоворот жидкого золота всосал Тиша, он закручивался, подобно воде, уходящей в сливное отверстие ванны.  И Тихони не стало до утра. 
     А когда он проснулся, то немедленно спросил:
     -Ч-что эт-то за Эликсир? – слово «Магистериум» Тиш так и не смог вспомнить. 
     -Что?
     Мальчик приподнялся на локте и огляделся по сторонам.  Жидкое золото сочилось сквозь окошко под потолком, но оно было эфемерным – всего только солнечный свет.  Все остальное утопало в пыли и копоти.  Маньяк что-то ел, сидя за столом и прихлебывал из кружки кофе, запах которого заполнил всю кочегарку.  На Глебе был свитер с рукавами, натянутыми почти до кончиков пальцев на обеих руках, а черное пальто висело на гвозде у запертой двери. 
     -Эликсир, ч-чтобы жить м-миллионы лет. 
     -Я в этом не уверен, - сказал Тот и замолчал.  Но мальчик неотрывно смотрел на него, грязный, оборванный, с восторженным перепачканным лицом.  Тот бросил на него короткий взгляд, полный брезгливости, и ответил.  - Не уверен, что миллионы.  Да и не надо так много. 
     Он был совершенно спокоен и равнодушен ко всему.  Призраки не отозвались на зов, а все прочее не имело для Тота совершенно никакого значения. 
     -В-во м-мне он есть? – и без того тихий голос мальчика сорвался. 
     -Нет. 
     Тиш заерзал, почувствовал, как пересохло во рту.  Последний раз он ел вчера, но теперь голода не было.  Желудок холодел и сжимался, когда Тихоня думал о том, что его жизнь теперь не имеет для Тота никакой ценности.  Тиш может сбежать и донести на него, а, значит, он опасен.  И по глазам Тота, и по всем его повадкам было видно, что он убьет мальчика легко и спокойно, и ничто не дрогнет в нем, как в Тихоне ничего не дрогнуло, когда он зарезал осколком бутылки своего лучшего друга. 
     -Не может б-быть… - тут Тиш сообразил, что говорит ерунду.  Почему Магистериум должен быть в нем? Потому, что он этого хочет? Потому, что ему страшно умирать? Потому, что у него были планы на будущее? А у кого их не было? У Славы были – это точно, и у многих скончавшихся в этой комнате они тоже имелись.  – А… к-какой он?
     -Он? Магистериум? – Тот посмотрел на мальчика так, будто тот украл его тайну.  – Он – жидкое золото.  Жидкая информация о том, как должны делиться клетки, чтобы организм не старел и не менялся с годами.  Но в тебе его нет. 
     Тот спокойно закончил есть.  Запахи раздразнили аппетит пленника, но Тиш же не знал, как Тот будет убивать его.  Было совсем не страшно.  Вместо страха смерти всякие мысли глупые лезли в голову.  Как Тиш будет выглядеть, что почувствует, когда все это будет происходить?
     Наверное, смерть лучше принимать натощак. 
      Тот больше никак не реагировал на присутствие постороннего.  Разумеется, для него мальчик был потенциальным покойником. 
     В кино про маньяков Тихоню всегда смущали некоторые психологические детали.  Скажем, то, что убить хорошо знакомого человека или того, с кем ты разговаривал, кому смотрел в глаза – труднее.  Ну, это кому как.  Тиш по себе знал, что все решает ситуация.  Можно даже друга убить и не испытывать угрызений совести.  Для Тота же беспризорники делились на две категории: те, в ком может быть Эликсир и те, в ком его не было.  Вторые не представляли никакой ценности, и, какая разница, говорил Тот с ними или не говорил? Для него люди никакой ценности не представляли, вот в чем все дело. 
     Он убрал со стола и стал куда-то собираться.  Пылинки кружились в солнечном свете, призраки в котле молчали, и пахло вокруг по-домашнему, но именно теперь Тихоне стало страшно, а дневной страх всегда сильнее ночного.  Потому, что он реальнее. 
     И Тиш вспомнил, как ходил в школу.  Как боялся контрольных и ответов у доски.  Он боялся того, что начнет заикаться, того, что все снова станут смеяться над ним.  Боялся родительских собраний, милиции, людей, у которых они со Славиком таскали кошельки и барсетки.  Страх перед холодными пальцами мертвой руки, обитающей под кроватью, был – ничто рядом с этим. 
     Похоже, Тот собрался уходить.  Тихоня чувствовал запах кофе и чего-то неуловимо-ароматного.  Здесь, в кочегарке, ничто не могло бы так пахнуть.  Это были истлевшие лепестки роз, экстракты растительных ядов, соки живых и мертвых тканей и пепел сожженных ведьм. 
     Тиша трясло от беспричинной тревоги.  Он смотрел в обугленный зев котла, вспоминал ночные молитвы Тота.  Кажется, остаться здесь одному – страшнее, чем остаться здесь с маньяком…
     Тот обернулся и приказал:
     -Вставай. 
     Тихоня послушно поднялся на ноги.  В этот момент Глеб шагнул к нему и изо всех сил ударил здоровой рукой в живот.  Мальчику показалось, что вся кровь отхлынула от головы, сосредоточившись в месте удара, он потерял равновесие.