И вырубился окончательно.  Последнее, что помню: Ксюша, сидящая в обнимку с Зоной, и пьющая пиво из моего стаканчика. 


     Потом меня растолкал Клим. 


     - Всё, жопа, Череп, - сказал он.  – Пацаны Ксюху трахнули. 


     Я открыл глаза и тут же проблевался. 


     - Херово мне, Клим, - сказал я. 


     - Это тебе-то херово?! – Клим выглядел совершенно трезвым, будто и не пил вовсе.  – Вот нам будет херово, если эта дура заяву в ментовку накатает!


     - Какая дура? – не понял я. 


     - Ты что, тормоз, в натуре?! Говорю же, пацаны Ксюху по кругу пустили!


     - А ты?


     - И я…


     - А где все? – в избе были только мы вдвоем.  Весь пол был завален окурками и захаркан. 


     - Умотали, суки, кто куда… Эх, бля, кабздец нам теперь!


     Я все равно ни хрена не соображал.  Сил у меня хватило лишь на то, чтобы встать, с кое-как добраться до дома и, еще раз проблевавшись, упасть на кровать. 


     Такая история.  Ксюшина мать написала заяву, участковый наш, Чебурашка, и меня как свидетеля вызывал, да только какой из меня свидетель – что я, сука последняя, на своих-то стучать?! Короче, дело замяли.  Говорят, Суслиха и химичка наша за пацанов встряли – Косой с Зоной им какими-то там родственниками приходятся.  Да и Чебурашке лишние проблемы тоже не нужны.  Сказал Ксюше: «Бухала с ними? Бухала.  Ну, так, наверное, сама всем дала, а теперь ещё и жалуешься».  Отмазались пацаны. 


     Вот только у Ксюши крышу совсем снесло.  Да и мать её, библиотекарша, какая-то странная стала.  Ни с кем из соседей не разговаривает, торчит у себя в библиотеке над книжками.  А до того все по окрестным деревням ездила, со всякими бабками встречалась, ну, теми, которые, типа, колдовать умеют.  Думала, наверное, что бабки её Ксюше колдовством ум обратно вернут. 


     *


     - Слышь, Клим, а что Прыща давно не видно? – спросил я. 


     - Он, пидор, у меня полтинник занял и слинял куда-то, - сказал Клим. 


     - А у меня мамка говорит, что у Ксюши мать – ведьма, - ни к селу ни к городу вставил Базуй. 


     - Завали хлебало! – посоветовал я и спросил.  - Как слинял?


     - Пропал, сука.  Уже третий день в путяге не появляется, дома его тоже нет. 


     - А мать что говорит?


     - Да матери он на хер не нужен! – отмахнулся Клим.  – Ей лишь бы набухаться да трахнуться с кем-нибудь.  Её уже все колхозные мужики отодрали. 


     Базуй опять заржал.  Я не сдержался и заехал ему кулаком в челюсть.  Несильно. 


     - Чё-о ты?. . .  – заныл Базуй, хватаясь обеими руками за ушибленное место. 


     - Щас добавлю!


     Клим засмеялся. 


     - Эх, сейчас бы позалипать с какой-нибудь сучкой! – мечтательно сказал он. 


     - Тебе что, Олеськи мало? - спросил я. 


      - Баб много не бывает! – сказал Клим. 


     Некоторое время мы сидели молча.  Солнце вдруг нырнуло в тучу, все вокруг помрачнело, воздух враз стал холодным. 


     - Пойду-ка я домой! – поежился я.  – Слышь, Базуй, какие у нас завтра уроки?


     - Я чё, Пушкин что ли?! – вытаращил глаза тот.  – История, кажись, литература, алгебра и еще какая-то хрень… не помню… география, что ли. 


     Я попрощался с пацанами и поперся домой. 


     Навстречу мне попался Вася-Уо – еще один местный дебил.  Только он, в отличие от Ксюши, был от рождения такой.  Малые его обычно дразнили и кричали: «Вася, ну-ка пердани!», а он улыбался и послушно бздел.  Он вообще почти всегда улыбался и говорил писклявым, бабьим голосом: «Ну ты меня насмешил!».  Безобидный был, короче, хотя и здоровый – метра под два ростом и в плечах как шкаф. 


     Я уже собирался спросить у него что-нибудь смешное, но, поравнявшись, увидел прямо-таки обалденно серьезное Васино лицо.  Почему-то говорить с Васей мне расхотелось, и я просто прошел мимо.  Не то чтобы зассал, а… Просто никогда его таким не видел.  Хер его знает, короче…


     *


     На следующий день первым уроком вместо химии директриса поставила алгебру.  Химичка куда-то делась.  Не пришла утром в школу и всё.  Может, заболела, может ещё чего.  Она, конечно, гнида редкостная, но Суслиха – ещё хуже.  У меня настроение с утра и так всегда хуже некуда, а от этих изменений в расписании стало совсем хреновым. 


     Суслова принялась трындеть новую тему.  Мне её трындеж был бы до балды, если б в технарь не надо было алгебру сдавать, так что я стал вяло записывать.  Вот Вовке-Касьяну, который на алгебре всегда сидит со мной за одной партой, учеба на фиг не нужна – он поступать никуда не собирался и рисовал на последней странице тетради бабу, которую два мужика жарят одновременно спереди и сзади.  Все-таки редкостный долболом Касьян, хуже Базуя. 


     - Так, кого сегодня нет? – Суслиха оторвалась от своих уравнений и стала отмечать в журнале отсутствующих.