Пометавшись по комнате, она приземлилась ко мне на грудь.  Это был ворон с потрепанными перьями, торчавшими в разные стороны.  Глаза, в отличие от оперения, ничуть не потускнели, они изучающее смотрели на меня блестящими черными бусинками. 
      Я почувствовал влагу, стекающую по внутренним сторонам бедер, это был мой по-детски проявившийся страх.  И тут тело пронзила судорога.  Меня передернуло, я оказался на правой стороне кровати, а клюв ворона вонзился в подушку, туда, где только что была моя голова. 
      Теперь в его стеклянных глазах-бусинах сверкала ненависть.  Я готовился к новой атаке и он тоже.  Поднявшись в воздух, неистово махая крыльями, он бросился на меня.  Скованный невидимыми цепями, я не мог сопротивляться.  Я уже чувствовал порыв воздуха, гонимый взмахом его крыла, представлял, во что превратится мое лицо после обработки его острым клювом.  Вдруг наступила тишина.  Угрожающая, мертвая неизвестность. 
      Я знал, что если открою глаза, то он вопьется в один из них своим клювом.  Но я сделал это. 
     Нет, теперь я знаю, что это сделал не я, а Всевышний. 
     Ворон недоуменно смотрел на меня.  Замер, как будто попал в стоп кадр, только глаза переливались зеркальным блеском. 
     Не успел я опомниться, как чья-то невидимая рука швырнула птицу к потолку.  Ударившись о него смачным шлепком, он рухнул передо мной на кровать.  Его глаза-бусинки закрылись навсегда. 
     Я тоже закрыл глаза, хоть и был жив.  Просто происходящее стало для меня невыносимым.  Я сосчитал про себя до шестнадцати ( не знаю, почему именно до шестнадцати).  Открыл глаза.  Мертвого ворона не было, на его месте сидел прекрасный белый голубь.  Заметив, что я смотрю на него, он проворковал что-то на своем голубином языке и сделав пробный взмах крыльями, вылетел в окно. 
      Пережив очередной кошмар, я мог лишь догадываться, что ждет меня впереди. 
     Я достал из подвала несколько досок и заколотил разбитое окно, чтобы холодный ветер не гулял по дому. 
     Меня ничуть не смущал безобразный вид, который приобрела комната, благодаря моему небольшому ремонту.  Время, оставшееся до рассвета, я провел в кресле, сидя в полумраке и прислушиваясь к каждому шороху.  Я с нетерпением ждал утра, словно его наступление могло спасти меня. 
      Утро пришло неожиданно, словно по мановению волшебной палочки. 
     Я на несколько секунд прикрыл глаза, а когда открыл их, солнечный свет уже пробивался сквозь щели между досками.  Также неожиданно пришло решение отправиться в музей.  Но не с целью полюбоваться произведениями искусства, а для того, чтобы поговорить с Яном- парнем уборщиком.  Смотрительница сказала, что Ян помешан на загробной жизни и всяких подобный вещах.  Я надеялся, что он сможет помочь мне понять причину происходящего. 
     Я не знал, во сколько открывается музей, но решил отправиться туда как можно раньше. 
     Я выпил шесть кружек кофе, напитка, который с каждым днем все больше садил мое сердце. 
     Я уже подумывал о том, чтобы выкурить сигарету( нераспакованная пачка, оставленная кем-то, лежала в ящике стола), но решил не уподобляться тем, кто верит, что эта дрянь помогает успокоиться и держать себя в руках.  Но прежде, чем я пришел к такому решению, я несколько раз подходил к столу, открывал ящик, доставал пачку и покрутив в руках клал на место. 
     Я побрился, принял душ и позавтракал.  Без конца смотрел на часы, с нетерпением ожидая, что они покажут время, когда все заведения(в частности музей) уже наверняка открыты. 
      Когда я вышел на улицу, в лицо подул прохладный ветер, словно напоминая о скором приходе осени.  Серое небо нависало над городом тяжелым свинцовым покрывалом. 
      Тучи, готовые в любую секунду разразиться дождем, плыли мрачной вереницей, будто зеркальное отражение моих серых мыслей. 
     Ветер трепал полы плаща, пронизывал холодным дыханием кожу. 
     Но я почему- то уловил какое-то хорошее предчувствие в этой бледной окружающей действительности.  Несмотря на мрачность картины, что-то говорило мне о предстоящем благе. 
     Шестое чувство, голос в голове или высшие силы – это было не важно, главное, что предчувствие действительно сулило добро. 
     По направлению к музею я шел быстрым и уверенным шагом, ведомый верой в благополучный исход.  Любая изощренная попытка пошатнуть мой оптимизм была обречена на провал. 
     Когда я увидел здание музея, внутри будто зазвенели колокольчики, возвещающие о приходе весны.  Странная ассоциация накануне осени, но именно она пришла мне в голову в тот момент. 
     Я не стал обременять себя вопросом, почему визит к какому-то мрачному типу с целью получить не менее мрачные сведения казался мне такой светлой перспективой. 
      Я нашел Яна в маленькой комнатке, пропахшей чистящими средствами.  Он сидел в старом кресле ко мне спиной, лицом к телевизору, по которому транслировался футбольный матч. 
     Я почти пожалел о том, что решил прийти сюда и возможно выставить себя дураком перед этим подростком, рассказывая о своих «приключениях», но вновь напомнившее о себе хорошее предчувствие избавило меня от тревожных мыслей. 
      Так как дверь в комнату была открыта настежь, я постучал в стенку снаружи.  Парень поерзал в кресле, но не обернулся.  Да, фанатом футбола он явно не являлся, раз заснул во время решающего матча.  Я постучал сильнее, и он наконец повернул голову.  Когда я увидел его, то ощутил обжигающий жар эмоций, природа которых мне была не ясна, но уличать себя в психозе или гомосексуализме было рано.  Что-то перевернулось во мне, когда я встретился с ним взглядом, будто сработал невидимый механизм и передвинул некий рычаг.  Изумление наверняка отразилось на моем лице глупой гримасой. 
     
     Парень был девятнадцати-двадцати лет , с черными вьющимися волосами до плеч, правильными чертами лица.  У него были большие выразительные зеленые глаза, несмотря на заспанность, широко открытые миру. 
     Ян, еще не отойдя от сна, смотрел на меня, и я ожидал вопроса, который он тут же и задал:
     - Чем я могу помочь?
     Приятный голос, вежливый тон.  Наверняка ему шло на пользу нахождение среди произведений искусства.