Старый карьер
Миниатюры - Мистика
Александр Тихонов
Старый Карьер
Когда я был ребёнком, недалеко от дома, в котором я жил, располагался парк аттракционов, а рядом с ним огромная, заросшая тополями низменность. Днём солнечный свет почти не проникал через плотные кроны деревьев, и от этого в месте, называемом нами Старым Карьером, было прохладно и жутко. А вечером, когда из-за туч показывался серебристый диск луны и его свет, куда более проворный, чем свет солнца, пронизывал кроны тополей, вся низменность озарялась мертвенно-бледным светом. Сучья деревьев, торчащие из земли, будто руки мертвецов, медленно покачивались под порывами ветра, который то и дело завывал над этим проклятым местом, будто волк, воющий на луну, запрокинув косматую голову к мёртвому небу.
Пройдя чуть дальше вглубь Карьера, можно было попасть в место, которое мы называли «Кладбищем каруселей». Сюда на протяжении многих лет стаскивали испорченные детали аттракционов: кабинки и вагончики, которые потом ржавели, всё сильнее утопая в палой листве. Со временем причудливые узоры ржавых остовов затягивались паутиной и тополиным пухом, отчего становились похожими на огромные паучьи коконы.
Деревья здесь тоже были странными. Одни, большие и крепкие, растущие по периметру низины, напоминали частокол, выставленный чьей-то рукой, дабы оградить от посторонних глаз кошмарное убранство Карьера. Деревья же «внутреннего круга» были мертвы уже много лет. Их лишенные коры стволы белели, напоминая кости, а наросты, некоторые из которых по форме походили на человеческие головы, вселяли в нас уверенность, что в Старом Карьере правит зло.
Одно из таких деревьев пугало нас, детей, больше всего. Огромный, старый тополь, помнящий, наверное, само появление Карьера, возвышался над всем этим морем зелени, и его сухой ствол с полуистлевшей корой мерно раскачивался под порывами ветра, издавая протяжный скрип. Звук этот напоминал не то звериный вой, не то плач – пугающие стенания, перемежающиеся всхлипыванием ветра. Корневая система тополя оплетала добрую треть Кладбища Каруселей, и серо-бурые отростки костьми выступали из-под слоя опавшей листвы.
Но однажды тополь спилили. Остался лишь огромный пень в три обхвата и пустая, мертвая земля вокруг. Правда, и после этого долгое время мы не смели признаться себе, что слышим заунывный скрип тополя, которого больше нет. Со временем пень оброс своими легендами. Прогнивший в своей сердцевине, он был для нас дверью в иной мир. Не раз мы пробовали узнать, где же заканчивается этот тёмный разлом, тыча в него длинными палками, но результата так и не достигли.
Не менее странной была и дальняя часть Карьера, плавно перетекавшая в обширный парк. Земля там казалась удобренной кем-то: мягкая, жирная. И всё пространство этой части Карьера покрывали кусты клёна в полтора человеческих роста. Они шумели денно и нощно и, взглянув на них с одиноко стоящего за пределами Карьера дерева, можно было различить неясные тени, мечущиеся в зарослях. От такой картины становилось жутко, и мы - дети, живущие в ближайшем к этому месту дворе, принялись сочинять о Старом Карьере множество страшных историй, которые со временем из числа рассказов у костра переходили в категорию пугающих легенд.
Когда мы построили на окраине низменности, между четырьмя тополями, деревянный шалаш, появился совершенно необъяснимый ужас перед перспективой оставаться в Карьере поодиночке. Особенно утром, когда кто-то из нас приходил туда и, забравшись на крышу самодельного убежища, смотрел вниз, могло привидеться всякое. Ещё не разошедшийся туман плотным кольцом смыкался вокруг крыши маленького домика с человеком на ней, и в этом тумане скользили тени, разгоняя серые клубы, густые и непроницаемые в этом сыром, прохладном месте. Иногда, устраивая по вечерам игры в Старом Карьере, многие из нас чувствовали чей-то пристальный взгляд, но, обернувшись, видели лишь кусты, шелестящие листвой и с каждым порывом ветра всё более хищные.
Годы шли. Я переехал в другой двор и вскоре истории о Карьере стали забываться, спрятанные в самых дальних уголках памяти. Но, тем не менее, когда несколько лет спустя, вспоминая былые вечера с друзьями, я спустился в затянутый дымкой тумана Карьер, мне стало не по себе. Ветер внезапно прекратился, будто это ужасное место удивлённо замерло, не ожидая встретить того, кто покинул его так давно. Глупость, конечно. . . Но и сейчас холодок пробегает по спине, когда я вспоминаю Старый Карьер - зеркало всех моих детских страхов, да и не только моих. . .
2006 г.
2011 г. (ред. )
.
Старый Карьер
Когда я был ребёнком, недалеко от дома, в котором я жил, располагался парк аттракционов, а рядом с ним огромная, заросшая тополями низменность. Днём солнечный свет почти не проникал через плотные кроны деревьев, и от этого в месте, называемом нами Старым Карьером, было прохладно и жутко. А вечером, когда из-за туч показывался серебристый диск луны и его свет, куда более проворный, чем свет солнца, пронизывал кроны тополей, вся низменность озарялась мертвенно-бледным светом. Сучья деревьев, торчащие из земли, будто руки мертвецов, медленно покачивались под порывами ветра, который то и дело завывал над этим проклятым местом, будто волк, воющий на луну, запрокинув косматую голову к мёртвому небу.
Пройдя чуть дальше вглубь Карьера, можно было попасть в место, которое мы называли «Кладбищем каруселей». Сюда на протяжении многих лет стаскивали испорченные детали аттракционов: кабинки и вагончики, которые потом ржавели, всё сильнее утопая в палой листве. Со временем причудливые узоры ржавых остовов затягивались паутиной и тополиным пухом, отчего становились похожими на огромные паучьи коконы.
Деревья здесь тоже были странными. Одни, большие и крепкие, растущие по периметру низины, напоминали частокол, выставленный чьей-то рукой, дабы оградить от посторонних глаз кошмарное убранство Карьера. Деревья же «внутреннего круга» были мертвы уже много лет. Их лишенные коры стволы белели, напоминая кости, а наросты, некоторые из которых по форме походили на человеческие головы, вселяли в нас уверенность, что в Старом Карьере правит зло.
Одно из таких деревьев пугало нас, детей, больше всего. Огромный, старый тополь, помнящий, наверное, само появление Карьера, возвышался над всем этим морем зелени, и его сухой ствол с полуистлевшей корой мерно раскачивался под порывами ветра, издавая протяжный скрип. Звук этот напоминал не то звериный вой, не то плач – пугающие стенания, перемежающиеся всхлипыванием ветра. Корневая система тополя оплетала добрую треть Кладбища Каруселей, и серо-бурые отростки костьми выступали из-под слоя опавшей листвы.
Но однажды тополь спилили. Остался лишь огромный пень в три обхвата и пустая, мертвая земля вокруг. Правда, и после этого долгое время мы не смели признаться себе, что слышим заунывный скрип тополя, которого больше нет. Со временем пень оброс своими легендами. Прогнивший в своей сердцевине, он был для нас дверью в иной мир. Не раз мы пробовали узнать, где же заканчивается этот тёмный разлом, тыча в него длинными палками, но результата так и не достигли.
Не менее странной была и дальняя часть Карьера, плавно перетекавшая в обширный парк. Земля там казалась удобренной кем-то: мягкая, жирная. И всё пространство этой части Карьера покрывали кусты клёна в полтора человеческих роста. Они шумели денно и нощно и, взглянув на них с одиноко стоящего за пределами Карьера дерева, можно было различить неясные тени, мечущиеся в зарослях. От такой картины становилось жутко, и мы - дети, живущие в ближайшем к этому месту дворе, принялись сочинять о Старом Карьере множество страшных историй, которые со временем из числа рассказов у костра переходили в категорию пугающих легенд.
Когда мы построили на окраине низменности, между четырьмя тополями, деревянный шалаш, появился совершенно необъяснимый ужас перед перспективой оставаться в Карьере поодиночке. Особенно утром, когда кто-то из нас приходил туда и, забравшись на крышу самодельного убежища, смотрел вниз, могло привидеться всякое. Ещё не разошедшийся туман плотным кольцом смыкался вокруг крыши маленького домика с человеком на ней, и в этом тумане скользили тени, разгоняя серые клубы, густые и непроницаемые в этом сыром, прохладном месте. Иногда, устраивая по вечерам игры в Старом Карьере, многие из нас чувствовали чей-то пристальный взгляд, но, обернувшись, видели лишь кусты, шелестящие листвой и с каждым порывом ветра всё более хищные.
Годы шли. Я переехал в другой двор и вскоре истории о Карьере стали забываться, спрятанные в самых дальних уголках памяти. Но, тем не менее, когда несколько лет спустя, вспоминая былые вечера с друзьями, я спустился в затянутый дымкой тумана Карьер, мне стало не по себе. Ветер внезапно прекратился, будто это ужасное место удивлённо замерло, не ожидая встретить того, кто покинул его так давно. Глупость, конечно. . . Но и сейчас холодок пробегает по спине, когда я вспоминаю Старый Карьер - зеркало всех моих детских страхов, да и не только моих. . .
2006 г.
2011 г. (ред. )
.
[1]
09.03.2012
Количество читателей: 4602