Однажды в Казани
Рассказы - Прочие
Однажды в Казани
Петр Крестников
…Однажды, после одной грандиозной попойки, меня угораздило вляпаться в мерзкую, гадкую, крайне нелепую и, очевидно, не свойственную моему тепличному характеру ситуацию. Не знаю, как это вышло, но, только, проснувшись, я понял, что очутился в Казани. За сто километров от дома. Зимой! В жуткий злющий январский мороз, без документов и, разумеется, без копейки в кармане.
Как назло, в этот самый момент, в этом городе, у меня не было ни одного знакомого мне человека.
А на мне было чёрное, лёгкое полупальто, брючки «стридж» и осенние полуботинки. Конечно же, беленький шарфик, - без белого, чёрного нет, и фуражка из кожи. Обычный демисезонный «прикид», абсолютно не приспособленный для защиты своего обладателя от местной рождественской стужи. Слава Богу, в кармане была почти полная пачка «Балканской Звезды», зажигалка, и… В общем всё! В остальном же, в карманах моих было пусто. Примерно так, как в моей голове. Не убрать, не добавить.
А вокруг выл голодный, чужой, жуткий ветер. Здесь была уже ночь, потому… Потому что вокруг было как-то зловеще темно. Темно, холодно и одиноко.
Никаких, даже самых мифических признаков кайфа. Полнейший облом.
Я поплёлся на железнодорожный вокзал, чисто интуитивно. Заблудиться почти невозможно, все дороги татарской столицы ведут к «Снежным барсам», так мне говорили. И, кроме того, на вокзале всегда очень много народа, всегда есть возможность погреться, спрятаться как-то от ветра, отвлечься, решить для себя, что, в конце концов, мне делать дальше. Как выбираться отсюда? Домой…
А тем временем ветер крепчал. Повалил густой снег. И снежинки его были вовсе не мягкими и не пушистыми, как мы привыкли. Это были совсем не снежинки, а иглы какие-то острые, жесткие – жесткие, быстрые – быстрые и… Вездесущие. Они больно царапали открытые участки моего тела, забирались в носки, под пальто, обжигали лицо и особенно уши.
Уши мои онемели практически сразу, следом за ними оцепенели конечности – руки и ноги. В скорости, я полностью перестал чувствовать своё тело, жутко замёрз.
Я брёл мимо витрин магазинов, киосков, ларьков и деревьев, и всё в тот момент для меня было ярко далёким, совсем не доступным, чужим, откровенно враждебным. Казалось, что мир этот – вовсе не мир, а другая планета, переполненная равнодушными ко всему гуманоидами. Правда, будет не лишним заметить, что гуманоидов мне на пути попадалось не много. Но, даже и с этими редкими экземплярами вступать в контакт я никак не пытался. Потому, что я знал, что я лишний на этой планете. И я…
…Я, увы… Никому здесь не нужен.
В тот момент меня грели лишь сладкие мысли.
Шарахаясь по безлюдным, заснеженным, тёмным улицам, я представлял себе, как неплохо быть дома, в тепле, на диване, с какой-нибудь ласковой дамой на голых коленях. Посасывать пиво «Красный Восток» полулитрами, пожирая сушёных кальмаров. Вешать при этом беспечно лапшу собеседнице на уши: о Боге и ангелах чистых – пречистых, как утренний воздух, и ясных, как звёзды на небе; о Сатане и его верных слугах, - демонах, что бродят рядом, пытаясь нас всех искусить и стащить наши грешные души под землю, во Ад, в царство вечно лукавого, лживого и всемогущего сына отцов Вельзевула. Рассказывать ей о безыдах, о троллях, русалках… О добрых гномах, хранителях тайн Соломона, о древней царице Есфирь… И о том, что писал о сегодняшнем вечере Екклесиаст.
И безжалостно прятать при этом улыбку за умным лицом, созерцая, как гостья твоя ловит каждый твой жест, ищет скрытый смысл в паузах между словами и смотрит тебе прямо в рот. Ничего, из того, что ты скажешь, конечно же, не понимая. Думая лишь о постели.
Однако даже такие сладкие мысли, такие мечты, вместе с мнимым, эфирным Амуром, не прибавляли мне силы настолько надёжно, чтобы я мог продвигаться и дальше. По столь широкой, вольготной для ветра дороге. Ветер, буквально зверел. Он сшибал меня с ног, добиваясь того, чтобы я, наконец-то его испугался и спрятался где-то. Надо честно признаться, что ветер, настойчивый парень, добился – таки своего очень скоро. Я, замученный этой «непрухой», продрогший насквозь и уставший до дури свернул в переулок, где было немного потише. Там злой ветер отстал от меня, вихрь угомонился, и мне полегчало. Вздохнув полной грудью, стряхнув с лица снежную стружку, закрыв глаза, досчитав про себя до двухсот, помолившись, и сжав в кулаки свои пальцы в карманах, я встал в полный рост и геройски продолжил свой путь.
Убогая, узкая тропка, забытая, кажется, даже местными гуманоидами, не имеющими на меня никаких видов, повела меня в полную неизвестность. Во мрак ночи, до боли не романтичной, какой-то ничтожной, в безликую бездну, в саму преисподнюю, - чёрте куда. На куличики чёрт меня не приглашал.
А вокруг росли странные сооружения, внешне похожие на чьи-то жилища, дома страшных бомжей, или норы сатиров, смеющихся надо мной из своих гнусных окон, похожих на дыры, на дупла в трухе древесины. Строения, окружающие меня со всех сторон, были крайне не симметричны, полуразрушены, и искалечены временем так, что невольно становилось немножечко жутко, - вдруг там кто-то живёт? Эти здания были похожи на склепы, а в склепах, на сколько я знаю, живут только призраки, зомби и прочая нечисть, которой мне только что и не хватало.
Вокруг слышался шелест и шорох, какой-то совсем непонятный, похожий на шёпот. Он шёл ото всюду. Чуть позже я понял, что окна всех местных построек заделаны целлофаном, который местами был порван и так вот шуршал. Всё – кромешный отстой! Боже, Боже, куда я попал? А вокруг темнота.
Бог молчал…
Через тридцать минут моих странствий по этим руинам я понял, что я заблудился. Что мне оставалось? Я сдался.
Присев на крылечко какой-то развалины, я закурил, но «бычок», как предатель, потух, и глаза мои непроизвольно закрылись. Я сказал себе: «будь, что будет, ты сам виноват». Навалилась дремота.
Скрутившись в клубочек, как брошенный маленький и абсолютно беспомощный кот, я ушёл от реальности, я отключился. Тогда мне казалось, что я вижу смерть. И, что смерть говорит со мной, - вовсе не страшно. Она не такая, какой все её представляют… Она лучше, чем…
…Очнулся я оттого, что почувствовал, как кто-то гладит меня по щеке. Кто-то дует мне прямо в глаза. И услышал приятный, спокойный и ласковый девичий голос:
«Парнишка, ты чё, перебрал что-ли, а? Или чё? Чё ты спишь? Здесь нельзя… Здесь замёрзнешь. Ты кто?. .
Петр Крестников
…Однажды, после одной грандиозной попойки, меня угораздило вляпаться в мерзкую, гадкую, крайне нелепую и, очевидно, не свойственную моему тепличному характеру ситуацию. Не знаю, как это вышло, но, только, проснувшись, я понял, что очутился в Казани. За сто километров от дома. Зимой! В жуткий злющий январский мороз, без документов и, разумеется, без копейки в кармане.
Как назло, в этот самый момент, в этом городе, у меня не было ни одного знакомого мне человека.
А на мне было чёрное, лёгкое полупальто, брючки «стридж» и осенние полуботинки. Конечно же, беленький шарфик, - без белого, чёрного нет, и фуражка из кожи. Обычный демисезонный «прикид», абсолютно не приспособленный для защиты своего обладателя от местной рождественской стужи. Слава Богу, в кармане была почти полная пачка «Балканской Звезды», зажигалка, и… В общем всё! В остальном же, в карманах моих было пусто. Примерно так, как в моей голове. Не убрать, не добавить.
А вокруг выл голодный, чужой, жуткий ветер. Здесь была уже ночь, потому… Потому что вокруг было как-то зловеще темно. Темно, холодно и одиноко.
Никаких, даже самых мифических признаков кайфа. Полнейший облом.
Я поплёлся на железнодорожный вокзал, чисто интуитивно. Заблудиться почти невозможно, все дороги татарской столицы ведут к «Снежным барсам», так мне говорили. И, кроме того, на вокзале всегда очень много народа, всегда есть возможность погреться, спрятаться как-то от ветра, отвлечься, решить для себя, что, в конце концов, мне делать дальше. Как выбираться отсюда? Домой…
А тем временем ветер крепчал. Повалил густой снег. И снежинки его были вовсе не мягкими и не пушистыми, как мы привыкли. Это были совсем не снежинки, а иглы какие-то острые, жесткие – жесткие, быстрые – быстрые и… Вездесущие. Они больно царапали открытые участки моего тела, забирались в носки, под пальто, обжигали лицо и особенно уши.
Уши мои онемели практически сразу, следом за ними оцепенели конечности – руки и ноги. В скорости, я полностью перестал чувствовать своё тело, жутко замёрз.
Я брёл мимо витрин магазинов, киосков, ларьков и деревьев, и всё в тот момент для меня было ярко далёким, совсем не доступным, чужим, откровенно враждебным. Казалось, что мир этот – вовсе не мир, а другая планета, переполненная равнодушными ко всему гуманоидами. Правда, будет не лишним заметить, что гуманоидов мне на пути попадалось не много. Но, даже и с этими редкими экземплярами вступать в контакт я никак не пытался. Потому, что я знал, что я лишний на этой планете. И я…
…Я, увы… Никому здесь не нужен.
В тот момент меня грели лишь сладкие мысли.
Шарахаясь по безлюдным, заснеженным, тёмным улицам, я представлял себе, как неплохо быть дома, в тепле, на диване, с какой-нибудь ласковой дамой на голых коленях. Посасывать пиво «Красный Восток» полулитрами, пожирая сушёных кальмаров. Вешать при этом беспечно лапшу собеседнице на уши: о Боге и ангелах чистых – пречистых, как утренний воздух, и ясных, как звёзды на небе; о Сатане и его верных слугах, - демонах, что бродят рядом, пытаясь нас всех искусить и стащить наши грешные души под землю, во Ад, в царство вечно лукавого, лживого и всемогущего сына отцов Вельзевула. Рассказывать ей о безыдах, о троллях, русалках… О добрых гномах, хранителях тайн Соломона, о древней царице Есфирь… И о том, что писал о сегодняшнем вечере Екклесиаст.
И безжалостно прятать при этом улыбку за умным лицом, созерцая, как гостья твоя ловит каждый твой жест, ищет скрытый смысл в паузах между словами и смотрит тебе прямо в рот. Ничего, из того, что ты скажешь, конечно же, не понимая. Думая лишь о постели.
Однако даже такие сладкие мысли, такие мечты, вместе с мнимым, эфирным Амуром, не прибавляли мне силы настолько надёжно, чтобы я мог продвигаться и дальше. По столь широкой, вольготной для ветра дороге. Ветер, буквально зверел. Он сшибал меня с ног, добиваясь того, чтобы я, наконец-то его испугался и спрятался где-то. Надо честно признаться, что ветер, настойчивый парень, добился – таки своего очень скоро. Я, замученный этой «непрухой», продрогший насквозь и уставший до дури свернул в переулок, где было немного потише. Там злой ветер отстал от меня, вихрь угомонился, и мне полегчало. Вздохнув полной грудью, стряхнув с лица снежную стружку, закрыв глаза, досчитав про себя до двухсот, помолившись, и сжав в кулаки свои пальцы в карманах, я встал в полный рост и геройски продолжил свой путь.
Убогая, узкая тропка, забытая, кажется, даже местными гуманоидами, не имеющими на меня никаких видов, повела меня в полную неизвестность. Во мрак ночи, до боли не романтичной, какой-то ничтожной, в безликую бездну, в саму преисподнюю, - чёрте куда. На куличики чёрт меня не приглашал.
А вокруг росли странные сооружения, внешне похожие на чьи-то жилища, дома страшных бомжей, или норы сатиров, смеющихся надо мной из своих гнусных окон, похожих на дыры, на дупла в трухе древесины. Строения, окружающие меня со всех сторон, были крайне не симметричны, полуразрушены, и искалечены временем так, что невольно становилось немножечко жутко, - вдруг там кто-то живёт? Эти здания были похожи на склепы, а в склепах, на сколько я знаю, живут только призраки, зомби и прочая нечисть, которой мне только что и не хватало.
Вокруг слышался шелест и шорох, какой-то совсем непонятный, похожий на шёпот. Он шёл ото всюду. Чуть позже я понял, что окна всех местных построек заделаны целлофаном, который местами был порван и так вот шуршал. Всё – кромешный отстой! Боже, Боже, куда я попал? А вокруг темнота.
Бог молчал…
Через тридцать минут моих странствий по этим руинам я понял, что я заблудился. Что мне оставалось? Я сдался.
Присев на крылечко какой-то развалины, я закурил, но «бычок», как предатель, потух, и глаза мои непроизвольно закрылись. Я сказал себе: «будь, что будет, ты сам виноват». Навалилась дремота.
Скрутившись в клубочек, как брошенный маленький и абсолютно беспомощный кот, я ушёл от реальности, я отключился. Тогда мне казалось, что я вижу смерть. И, что смерть говорит со мной, - вовсе не страшно. Она не такая, какой все её представляют… Она лучше, чем…
…Очнулся я оттого, что почувствовал, как кто-то гладит меня по щеке. Кто-то дует мне прямо в глаза. И услышал приятный, спокойный и ласковый девичий голос:
«Парнишка, ты чё, перебрал что-ли, а? Или чё? Чё ты спишь? Здесь нельзя… Здесь замёрзнешь. Ты кто?. .
20.07.2011
Количество читателей: 23438