В жаркий и совершенно безоблачный день 26 июня на берегу Круглого озера, что находится близ села Трифоново, в тени полуразвалившейся часовни сидели и беседовали двое мужчин.  Старшему, одетому в голубую выцветшую рубашку с закатанными рукавами и серые бесформенные брюки, на вид было около шестидесяти, и его внешность выдавала типичного сельского интеллигента: старомодные очки в пластмассовой оправе, лысина, окаймлённая пучками торчащих в разные стороны седых волос, и крупный картофелеобразный нос.  Спутник его, напротив, был молод (совсем юноша), черноволос и темноглаз, что вкупе с длинным горбатым носом придавало ему несколько восточный облик.  Одет он был в синий джинсовый костюм, то есть собственно джинсы и джинсовую курточку, которая на такой жаре смотрелась несколько неуместно.  Первого звали Алексей Ильич Ларичев, и он и впрямь принадлежал к работникам умственного труда – всю жизнь проработал учителем географии, а, выйдя на пенсию, стал смотрителем местного школьного музея, в связи с чем считал себя знатным краеведом.  Его юного собеседника звали Тихоном Северцевым.  С Ларичевым он познакомился буквально накануне, представившись студентом-филологом Пермского университета.  Северцев сообщил, что собирает разные легенды для дипломной работы, а кто ещё может помочь в этом нелёгком деле, если не местный краевед?!
     Солнце ползло по небу подобно улитке с сияющей раковиной.  Тихон в очередной раз посмотрел на часы, вздохнул и недовольно спросил:
     - Ну и когда он начнётся, этот ваш крестный ход?
     - Терпение, молодой человек, терпение! – успокоил Ларичев.  – Религиозное шествие – это ведь не военный парад.  Поверьте мне, мы прекрасно рассмотрим всю процессию!
     - А они действительно будут здесь и совершат обход вокруг озера?
     - Конечно! – на лице Ларичева на мгновение появилось выражение недовольства скепсисом юного собеседника.  – Крестный ход всегда совершается по одному и тому же маршруту! Этой традиции уже почти триста лет! Во времена советской власти ход, конечно, не проводился, но с начала 90-х годов традиция возродилась… Знаете, я живу здесь уже почти двадцать лет и ежегодно наблюдаю крестный ход.  Он всегда идёт вкруг озера!
     - Да верю, верю! – поспешно заверил Северцев.  – Вы сказали, двадцать лет? Я-то думал, вы коренной житель!
     - Нет, я не местный, - замотал головой Ларичев.  – Поселился здесь волею обстоятельств, а сейчас уж назад в город ни за какие коврижки! Я ведь, друг Тихон, не зря краеведом стал! Больно уж эти места мне в душу запали! И история, и традиции, и природа. 
     - Да, места красивые! – согласился Северцев.  - А вот скажите, кстати, Алексей Ильич, почему у вашего озера аж три названия – Круглое, Бездонное и Гиблое?
     - О-о! Наше озерко – это отдельный разговор! – Ларичев вдохновенно воздел указательный палец вверх.  Ему импонировал не притворный интерес молодого собеседника к тому, чему лично он посвятил не один год скрупулёзных исследований.  – Ну, почему Круглое – объяснять не надо.  Вот оно, перед вами - почти идеальный круг! Впрочем, для карстовых озёр это как раз не такая уж редкость.  Вы, Тихон, о карсте вообще представление имеете? Ну вот и отлично! Тогда знаете, наверное, что карстовые озёра бывают очень глубокими. 
     - Читал кое-что перед поездкой… - неопределённо кивнул Тихон. 
     - Вот в нашем крае есть знатные озерки! Рогалёк, например, более шестидесяти метров глубиной.  Белое – более сорока… Да только, Тихон, я вам вот что скажу: нашему… - тут Ларичев благоговейно указал на водную гладь рукой, - … они не чета! Первые упоминания озёра в документах встречаются… м-м, дайте-ка вспомнить… в 1714-м году.  И знаете, в связи с чем?
     Северцев помотал головой. 
     - Легенду про Гамельнского Крысолова, конечно, слышали? Ну, про это чуть позже.  Так вот, научный интерес к озеру примерно тогда, в восемнадцатом веке, и возник.  Имена Гмелина и Миллера вам известны? В 1733-м они изучали Кунгурскую пещеру, а год спустя были в наших краях и пытались произвести промеры глубины озера.  И, представьте себе, безуспешно! Даже самые длинные лоты не доставали дна, а чаще всего лот просто обрывался, зацепившись за что-то.  Конечно, попытки исследовать озеро не прекращались и в девятнадцатом, и в двадцатом веках.  И года три назад сюда геологи из Пермского университета приезжали с электронными эхолотами.  И всё впустую!
     - С эхолотами-то что? – удивился Северцев. 
     - А отказываются работать! Не могут глубину измерить! Чушь какую-то показывают! Будто тут не карстовый провал, а эта… как её?. . .  Маракотова бездна! Вот хотите - верьте, хотите – нет!
     Ларичев замолчал.  Северцев, морщась, глянул на Солнце, затем (уже в который раз!) бросил взгляд на часы. 
     - Жарко! – сказал он. 
     - Жарко! – согласился Ларичев.  – А в озерке не искупаешься – вода-то ледяная!
     - Кстати, Алексей Ильич, что вы там про Гамельнского крысолова упоминали? – напомнил Северцев. 
     - А! Мрачная легенда! Из-за неё-то озеро Гиблым и прозвали.  Ну, немецкую легенду про крысолова, что детей из Гамельна увёл, после того как ему горожане не заплатили, все знают.  А здесь вот, говорят, какой случай был.  В те годы (я имею в виду семнадцатый и восемнадцатый века) места тут были неспокойные.  С юга башкиры периодически набегали, в лесах кержаки, ну, старообрядцы то есть, хоронились.  А на месте нашего села тогда только несколько дворов стояли и церквушка деревянная, а по соседству – другое поселение.  Языческое…
     - Язычники? Кто? Вогулы? – уточнил Северцев. 
     - Нет.  Вогулы, те севернее живут.  А вот что за народ здесь обитал, это, как говорится, одному богу известно! Надо полагать, пермяки.  Те самые, что после себя фигурки в зверином стиле оставили, а сами сгинули… Известно только, что народец тот поклонялся некоему идолу, о котором сказано, что он «препоган вельми, с хоботами многими».  А раз так, то и нет ничего удивительного, что народ сей подвергался всяческим гонениям со стороны православной церкви.  Ну, это обычное тогда дело.  Идолов «препоганых» пожгли вместе с их «хоботами», священные деревья порубили, кумирни порушили…
     - А язычники?
     - Так ведь и они не лыком шиты! Терпели, терпели да и не вытерпели – подожгли как-то церковь вместе с прихожанами.  Сколько тогда людей погибло – в бумагах не упоминается.  В общем, до резни на национально-религиозной почве (выражаясь современным языком) один шаг! Доложили, конечно, воеводе, да тот пока думал да собирался, проблема по-другому разрешилась. 
     - Как?
     - А так! Объявился в здешних краях некий Трифон Печорский.  Пообещал он православным проблему решить.  И сделал, говорят, вот что: пришёл на берег озера, три дня не спал, не ел и не пил, а лишь молил Господа об избавлении крещёного люда от лихих соседей.  И, как сказано в летописи, наслал господь на язычников безумие: выстроились те колонной и, промаршировав прямёхонько в озеро, все как один утонули! Вся деревня! Представляете?! Трифона того впоследствии канонизировали, даже икону его написали… Вы её видели, кстати? В церкви нашей висит.  Вы в церковь заходили?
     - Заходил, – ответил Северцев.  – Но внимания не обратил. 
     - Ну, сегодня увидите! – сказал Ларичев. 
     - Жутковатая история! – сделал вывод Северцев. 
     - Жутковатая! – согласился Ларичев.  – Особенно, если учесть, что тела утопших язычников так и не всплыли, а, значит, до сих пор покоятся где-то в озёрных глубинах. 
     – Не очень-то праведный поступок для святого, а? – хмыкнул Тихон. 
     - Мораль – штука изменчивая! – заметил Ларичев.  – С современной точки зрения – чистой воды геноцид, а с точки зрения наших предков, это было избавлением от коварных соседей.  Которые, к тому же, ещё и идолопоклонники.