— Или нейтронная звезда… Нет, скорее Черная Дыра, но небольшая, чтобы она не загорелась.  Гравитация будет держать ее в пространстве-подпространстве и не даст удрать.  А если это не кровь, а ее сила — тогда у нее не будет генома.  А зубы — нечто вроде мечей, которыми она легко нас убивает, высасывая силу.  Она их может выставить в любом месте своей плоти.  Когда мы воткнули в нее меч, она не стала его жевать, из нее вытекла та самая сила, которая тут же обратилась в медузу.  Ну а если в ту жидкость попали некие частицы, которые становятся мечами?
     — Ты… — вытянутое лицо Правителя Каффы могло напугать любого. 
     — Нет, я просто умно так увидела: бедненькая медуза морока, которую качают несколько галактик.  Я понимаю, что мы скатились бы без нее в каменный век, но я вдруг представила себя на ее месте. 
     — Чему я нисколько не удивлен, — растерянно проговорил Каффа.  — Ты унаследовала от бабки Катрин много больше, чем от Айры, которая в своем роде мутирующий Правитель, наследующий силу и меч наоборот.  Она странным образом унаследовала силу отца, а меч матери, тогда как обычно происходит наоборот.  Мы думали, с таким чудовищем в чреве, матушка не выживет.  Айра пила ее не хуже медузы морока и резвилась с мечом, открывая живот трижды, пока ее не вытащили на свет. 
     — Недоношенную?!
     — Как раз наоборот! Ее передержали, — усмехнулся Правитель Каффа.  — У нас тогда были трудности.  Шла война, и всем было нелегко.  Но в таком случае, я понимаю еще меньше! Как ты смогла унаследовать силу моей матери, если Айра не была ее носительницей? — Каффа озадаченно осмотрел ее с ног до головы.  — Странно, что матушка не почувствовала силу, или… — Каффа на мгновение замялся.  — Никто не почувствовал! Ни я, ни Зарт. 
     — А чем сила Катрин отличается от силы Карсада?
     — Карсад — могучий Правитель, который всегда умел родить живое.  Он обрак, и знает о пространстве больше, чем другие.  В свое время обраков и за Правителей-то не считали, они кормились от других Правителей, не умея добыть силу сами, и часто становились чьей-то пищей.  Для обрака империя и сила, и защита — пространство им ближе, чем подпространство.  А для твоей бабки империя, скорее, дань моде, ей не нужно размножать свою силу через живые формы, она умеет накапливать ее в себе из подпространства.  Конечно, с империей проще насытить себя, но, не имея империи, она не умрет, Она и сейчас не понимает, как можно спать в пространстве, когда и так спишь.  Но что касается живой плоти, мы часто учимся у отца.  Нам с Зартом проще перенимать его опыт, мы наследники его меча, который с такой же ясностью и твердостью управляет пространством и подпространством, с какой когда-то отец веселил Правителей.  Мы все, и я, и Зарт, и Айра — нечто среднее между отцом и матерью.  И ты.  Ты тоже.  По крайне мере, я так думал, — Правитель Каффа задумчиво покачал головой.  — Но теперь я в этом сомневаюсь! Твой меч и сила такие же древние, как медузы морока. 
     — Почему? — полюбопытствовала Анна. 
     Правитель Каффа повел плечом, прислушиваясь к себе, досадливо поморщившись. 
     — Это не та сила, которую многие Правители взращивают в своих империях, или собирают в подпространстве.  Сдается мне, ты приняла на себя то, что улетучились из этого хлама, — он кивнул на сломанные ловушки.  — А этого я объяснить не могу. 
     — Но я же выпила не абстрактную силу, а которая была здесь! — ткнула Анна в кучу хлама.  — Почему же раньше я не слышала ее?
     — Тогда ты еще хуже, — нахмурился Правитель Каффа, как-то странно на нее посмотрев.  — Совершенно верно! — он решительно не понимал, как такое могло произойти, и теперь почти вслух шевелил извилинами.  — Но это невозможно! — побледнел он, потирая виски.  — Нет… Нет!
     — Значит, Дай был прав! — удовлетворенно воскликнула Анна.  — Он говорил, что бабка Катрин — как медуза морока! И что, я тоже могу выпить медузу?
     — Теоретически, выпить медузу можно — охотнику.  Практически, не представляю, как ты к ней подступишься.  Это подпространственный червяк, лишенный сознания и эмоций.  Все, что ему нужно, закусить и размножиться.  Сколько бы от нее не отрезали, все ее части жизнеспособны.  И те, кто пытался пить ее, умирали на глазах Правителей.  Охотникам, да, как-то удавалось сделать ее безопасной, словно они высасывали из нее яд, но другим это не под силу. 
     — Не яд, а меч.  Они делают силу беззубой, — уверенно заявила Анна.  — Сила медуз не то, что о ней принято думать.  Она больше меч, нежели сила, который легко подчиняется даже человеческому сознанию, если над ним поставить силу и сознание. 
     — Давно известно, что сила и меч имеют одинаковые параметры, но меч — дар свыше, а сила — часть нас самих. 
     — Вот именно! А у медузы наоборот! Сила — то, что она смогла собрать, а меч — ее суть. 
     — Какая разница?! Ты приняла на себя силу медузы, которая, возможно, умерла, но перед тем сумела распознать врага, и каким-то образом передала тебе свое сообщение.  Подсознательно, на уровне интуиции, которая сама по себе недостаточно изучена.  Тогда не матушка, а ты — существо, подобное медузам! — заступился он за Правительницу Катрин.  — Она пьет не медуз, а то, что пьют медузы.  А ты… — Правитель Каффа снова нахмурился, раздражаясь.  — Значит, у тебя и медуз есть что-то общее!
     — Ты хочешь сказать, что если от меня отрезать руку или ногу, из нее вырасту еще одна я? — обиделась Анна.  — Я, вообще-то, пострадавшая и хотела помочь!
     — Нет… Нет! Я не то хотел сказать, — спохватился Правитель Каффа, отрицательно покачав головой.  — Ты не можешь быть охотником, у нас в роду нет ни одного охотника, их вообще уже нет на свете — они выбили из игры, когда развязали войну с обраками и перкарами, которые, пожалуй, ненавидели их больше, чем обраки.  Охотники разрушили мир перкаров, когда стали охотится на медуз, подкармливая обраками.  Медузы быстро сообразили, что можно охотиться на Правителей.  Вряд ли у них есть сознание, но они пожирают друг друга, а сила, кому бы она ни принадлежала, быстро накапливает опыт. 
     Правитель Каффа замолчал, взглянув на Анну загадочно.  Пожалуй, даже хищно, словно он боролся сам с собой.  С его-то носом, который напоминал клюв орла, он выглядел так часто, но теперь он был бледный, а глаза его лихорадочно блестели.