По чисто кошачьей инстинктивной привычке запрыгнул на ближайшее дерево и из последних сил стал карабкаться вверх.  Это была отчаянная попытка.  В голове крутилась мысль: «если эти твари умеют проходить сквозь препятствия и могут передвигаться словно тени, то достать меня на дереве, им не составит никакого труда».  Достигнув максимальной точки, на которой дерево могло выдержать мой вес, я прекратил подъем и посмотрел вниз.  И вот чудо! За мной никто не лез.  Вся стая собралась внизу под деревом.  Они крутились вокруг.  Бросались на ствол.  Пытались даже его грызть, но залезть не могли.  Эти призрачные псы, а я про себя назвал их именно так, оказались не так уж всемогущи, как мне со страху показалось.  Немного успокоившись и отдышавшись, я подумал о том, что закон равновесия сил действует и в этом случае.  Даже у самого совершенного существа всегда найдется слабое место.  Между тем, собаки-призраки и не думали уходить.  Продолжали меня караулить внизу.  И я понял, что переоценивать их умственные способности тоже не стоит.  Неужели они думали, что я спущусь вниз, прямо в их пасти? Но по-прежнему, они не издавали ни звука.  Только в моей голове временами слышалось рычание и повизгивание.  Это ощущение было сродни тому, которое мы испытываем, когда общаемся между собой в рысьем облике.  Только никаких мыслей не чувствовал, только злобное рычание и визг.  Я стал перебирать в уме все, что знал о разных необъяснимых явлениях и случаях, о которых слышал или читал.  Но ничего не вспомнил.  Информации об этих псах просто не существовало.  И скоро я бросил это занятие.  Передо мной вставала новая проблема.  Время мое подходило к концу.  Я и так уже больше позволенного находился в зверином облике.  Могла наступить точка невозвращения и тогда все, конец.  А псы и не думали уходить.  Надо было срочно что-то придумывать.  Если я попытаюсь обернуться на дереве, то наверняка упаду и, если даже останусь жив после падения, вполне вероятно, что это страшная стая разорвет меня на части.  Тут, чуть ниже места, где сидел, я заметил большую развилку, образованную двумя толстыми ветками.  Раздумывать, уже не было времени.  Я спустился к этой развилке, просунул в нее тело и свесил лапы.  Таким образом, закрепился на дереве, как мог.  Первое, что я почувствовал после обращения, была острая боль.  Разница в строении грудной клети рыси и человека сыграла надо мною злую шутку.  Как в последствии выяснилось, у меня было сломано два ребра.  Кое-как, стиснув зубы, я высвободился из спасшей меня развилки и занял более удобное положение, сидя на ветке и обхватив ствол руками и ногами.  Бок нестерпимо болел.  Но и это было не самое худшее. 
      Иван вновь взял свою чашку и сделал глоток уже остывшего чая. 
      - Представьте себе мое положение.  Усталый, мокрый, весь в грязи, да еще и раненный, полностью обнаженный я сидел, вцепившись в ствол дерева в лесу.  Посреди холодной и сырой октябрьской ночи.  Была опасность, что я, поддавшись усталости, разожму руки и упаду, или получу переохлаждение.  Но, к счастью для меня, температура той ночью была плюсовая.  Еще неудобство состояло в том, что ко мне вернулось мое обычное человеческое зрение.  И теперь я практически ничего не видел.  Только над головой слабо светилось хмурое закрытое тучами небо.  Я посмотрел вниз - там царил полный непроницаемый мрак.  Только у основания дерева, на котором я сидел, мне показалось, что клубилось небольшое серое облако, похожее на серый туман.  А в нем метались почти невидимые призрачные тени.  Но вполне возможно, что это был плод моего воображения - слишком я был измучен.  Как бы то ни было, спускаться я не собирался.  Лишь крепче обнял дерево и старался не думать о холоде и боли.  Через час меня начала бить крупная дрожь.  И я прилагал немалые усилия, чтобы не потерять сознание. 
     Перед рассветом я, все же, забылся каким-то бредовым полусном, а может быть, это был обморок.  И не упал только потому, что руки так окоченели, что сами уже не разгибались.  Когда я очнулся, было уже светло, хотя тучи, по-прежнему, закрывали солнце.  Опять начал моросить мелкий противный дождь.  Мне пришлось приложить немалое усилие, чтобы хотя бы пошевелиться.  После нескольких мучительных попыток мои руки и ноги, наконец, кое-как снова стали мне повиноваться.  Я уже не чувствовал ни холода, ни голода.  Только тупую и какую-то деревянную боль во всем теле.  Потом я осторожно посмотрел вниз.  Там уже никого не было.  Ни собак, никого.  Царапая о торчащие сучки и ветки кожу, я с трудом спустился на землю.  Теперь передо мною стояла главная задача: поскорее добраться до машины и одежды.