Однако жажда убийства поглотила всё моё существо.  Если я не удовлетворял её, эта жажда начинала сводить меня с ума.  Кровавые образы вновь вторгались в сознание и не позволяли медлить.  Муки становились нестерпимыми, и я просто не мог сдерживаться.  Я, не выбиваясь из привычного графика, убивал по одному человеку раз в три месяца. 
     Я не смог сдерживаться и продолжал убивать.  Только теперь ни один из мелких промахов, на которые до той большой ошибки женщина даже не покосилась бы, не ускользнул от внимания матери.  Они собирались и собирались, пока, наконец, не сложились в единую картинку…
     Я разыграл ещё три кровавых спектакля, а после последнего из них мама всё поняла.  Она догадалась, в чьей на самом деле крови я пришёл в тот раз.  Она даже уловила прогрессию, с которой я устраивал свои изуверские игры – раз в три месяца. 
     Мама всё поняла и не помедлила сообщить мне об этом. 
     Когда, после моей шестнадцатой игры, я пришёл навестить мать, я застал её стоявшую возле входной двери с трубкой радиотелефона в руках и слезами на глазах. 
     – Я всё знаю… – сообщила она. 
     Я услышал эти слова, и моё сердце остановилось.  Конечно, я не мог точно знать, что имела в виду женщина, но догадался.  Выражение лица матери полностью выдало её мысли. 
     – Что ты знаешь? – кое-как проглотив ком, застрявший в горле, выдавил из себя я. 
     – Ты стал таким же, как и он… – уже ревя вовсю, пояснила мама.  – Таким же, каким был твой отец…
     Мои самые худшие опасения подтвердились…
     – Это же… – продолжила женщина.  – Это же… была… кровь… твоей жертвы?. . 
     Это был скорее не вопрос, а неоспоримое утверждение, так что я больше не видел смысла отнекиваться. 
     – Да, – просто ответил я. 
     – Какой?. .  – Мать, зная правду, всё же надеялась, что я скажу нет, а моё да повергло женщину в ещё больший шок.  – Какой по счёту?. . 
     – Лучше тебе не знать… – так же просто ответил я, и мои глаза заблестели.  Не от слёз – от внезапно нахлынувшей злобы. 
     Услышав мой ответ, мать не выдержала и изошлась в жуткой истерике.  Когда последняя немного прошла, женщина, стараясь придать своему голосу спокойствие и твёрдость, сказала:
     – Ты знаешь, сынок, что я очень тебя люблю, но я не могу это скрывать… Поэтому сейчас я наберу номер милиции и всё им расскажу. 
     С этими словами мама включила трубку радиотелефона. 
     – Мама, не делай этого… – сказал я. 
     Я старался говорить спокойно и непринуждённо, как и раньше, но мой голос предательски дрогнул.  Мне стало действительно страшно. 
     – Я должна… – ответила мама, нажимая на кнопку «0». 
     – Мама, отключи эту чёртову трубку!!! – перешёл на крик я. 
     – Не могу… – И палец нажал на кнопку «2». 
     То, что произошло дальше, случилось как в страшном сне…
     Сейчас я сижу в зале.  В моих руках отцовский револьвер.  Я сижу и не верю в то, что я сделал.  Только что я убил свою мать. . . 
     ***
     Когда мать отказалась выполнять мой приказ и не отключила трубку радиотелефона, злоба, блеснувшая в глазах, помутила мой рассудок.  В беспамятстве я подскочил к женщине и ударил её. 
     Поднял руку на собственную мать…
     Трубка упала на пол, но не отключилась.  Номер «02» набрался, и из динамика раздавался голос дежурной:
     – Милиция слушает.  Алло? Алло!
     Я подошёл к трубке и поднял её.  Но не для того, чтобы нажать на кнопку со значком отбой.  Я не обратил внимания на то, что телефон работал, не слышал голоса дежурной. 
     Я поднял трубку и вернулся обратно к лежавшей на полу женщине.  Присел.  Схватил правой рукой за скулы и сильно надавил.  Когда рот матери открылся, я левой рукой вставил в него телефонную трубку и начал впихивать последнюю в горло женщины. 
     Трубка отказывалась входить в горло, но я заставлял её делать это.  Я давил с такой силой, что она хоть и неохотно, но продвигалась. 
     Я пихал… пихал… пихал… пока шея мамы не вздулась от проникновения туда инородного предмета, а рот женщины не издал последний предсмертный хрип… Когда это случилось, беспамятство прошло.  Его заменила паника.  Ужас совершённого поступка.  Я убил свою мать…
     ***
     Я сказал, что прикончил шестнадцать человек, потому что не могу поверить в семнадцатую смерть.  Не могу поверить в то, что я убил собственную мать…
     Я пытаюсь уйти от страшной правды хотя бы для того, чтобы прожить более или менее спокойно эти последние минуты; чтобы отойти в мир иной с меньшим, чем это есть на самом деле, грузом на душе. 
     Я стал чистокровным маньяком, но даже это не убило во мне всё человеческое.  Когда я жестоко кромсал людей, я делал это без сочувствия, без содрогания.  Прошлые жертвы были безразличными мне людьми, которые не вызывали в моей погибшей душе никаких эмоций.  Но мать… её смерть – тем более, смерть, которую повлёк лично я… – я пережить не смогу.  Не смогу, и поэтому я твёрдо решил отойти в мир иной.  Прямо сейчас.  Немедленно…
     Странные звуки, доносившиеся из трубки, наверняка, насторожили дежурную милиции.