Видно, на тот случай, если тяжело ей железо покажется.  Картежную метку в виде шестерки, мол, не вздумай разэтакая в чужие сани садиться, и намек, что бьют они Дьявола своим дьявольским интересом. 
     Манька о петле и не помыслила даже, ей привычно было веревки за плечо кидать.  Не раз предлагали, особенно, когда надо было расплачиваться за работу, предлагая веревку вместо платы.  И сразу вспомнила, как один из разбойников обходительно намекнул о петельке, когда просил доказательства существования Дьявола. 
     Выходило, веревку и железо приготовили раньше?
     Не об этом ли разбойничьем железе говорил кузнец господин Упыреев, который в последнее время совсем вылетел из головы, когда просил снять пробу с разбойничьего железа в пути?
     Чтобы сковать его в надлежащие формы, понадобился бы не один день.  Получалось, что Дьявол и в самом деле был ни при чем.  Тяжело, со вздохами и камнем в сердце, она призналась себе, что железа ей было не избежать.  Разбойники ждали ее, и не появись она в трактире, поймали бы в другом месте.  Одного она не могла понять, почему потянуло ее в этот трактир, а не в другой, точно кто на ушко подсказал.  С самого начало было ясно, что настоящие трактирщики куда-то подевались — ни постояльцев, ни еды, пыль кругом — будто кто глаза застил…
     Манька бы смирилась и забыла, и несла бы ношу дальше, но не тут-то было. . . 
     Не таков был Дьявол.  Началось крещение интересов…
     Присутствуя при знаменательном событии, когда вершился Дьявольский самосуд, с нескрываемой радостью — наконец, кто-то, из дорогой его сердцу нечисти, вывел Бога Нечисти из себя, — обрастала она такими знаниями, от которых захватывало дух.  Весело ей было наблюдать, как устраивает он муки исчезновения своим встреченым-попереченым. 
     Дьявол не злился, не планировал сжить разбойников со свету…. 
     Веревочку из скарба он достал.  Добавил к ней кусок мыла, что бы, значит, которые о нее споткнутся, не долго мучались — и вернул в трактир, примерив каждому разбойнику на шею.  Теперь мысли их веревкой не заморачивались.  Сама по себе веревка их не донимала, но радовались, когда ее туже затягивали Благодетели, и получали от этого нескончаемое блаженство. 
     Получилось не то, что Манькины петельки, которые она сразу могла рассмотреть. 
     Никто не сносил бы такое железо.  Шею давил, но о кожу не терся, и ношение его было приятным. 
     — Вот! — учил Дьявол, соглашаясь с ее выводами.  — Всякому железу должно быть железным! И не давит, и греет!
     Но обманывались только разбойники, а людям железо с первого взгляда в глаза бросалось.  Глубокий след оставила в уме разбойников примерка, напоминая о неком Дьяволе, который не особенно угождал бы им, оставляя немногие их достоинства для служения самым выдающимся Помазанникам, чьими интересами у них снесло крышу, раз, будучи нечистью, забыли важность поминовения Бога Нечисти. 
     Метку карточную прилоботомировал гвоздиком к каждому разбойничьему лбу, доставая до внутренности черепа, как привет от себя самого.  Явно намекая на остроту своего зрения, что, мол, будет он, Дьявол, лечить любую шестерку, поскольку все разбойники приколочены к нему, и не один лоб пяту ему не достает.  И когда с кем здоровается — не промахивается!
     Отодвинулся, посмотрел на проделанную работу. 
     Заметив, что железо на голове смотрится криво, вернулся и подправил. 
     Помял в руках, как пластилин, и каждому досталась корона, в виде тернового венца. 
     И опять Манька заметила, что не сносить им корону, ибо в тот момент, как увенчала она их головы, всякий разбойник сделался как Бог.  Но из среды себя самого.  А смотрелся он не как Бог, а как замученное существо, и каждый раз, как разбойник начинал думать о себе не по железу, приключалась с ними падучая. 
     — Это, Манька, терновый венец Сына Божьего, который вышел в люди, как Мученик, – похвастался Дьявол, открывая свой секрет.  — Любой Мессия порадуется такой мессе, ибо ангелы справляют ему хором литургию двадцать четыре часа в сутки — и не умолкнут до скончания дней!
     – А Мученики почему? – пожимала плечами Манька. 
     – Ну, когда ангелы поют, разве можно думать о чем-то еще? Не до людей им….  Не слышат они их через хор голосов….  И хочется им быть Благодетелями всем Благодетелям!
     С руками и ногами разбойников Дьявол обошелся еще хуже. 
     Руки теперь могли только брать и отдавать в определенное место.  Ноги ходили по одной половице.  А если кто-то хотел иначе, то сразу же отнимались.  Разбойник падал — и поднимали его всем миром.  Но, против правил, как корона на голове, как веревка на шее — ни руки, ни ноги железа на себе не имели.  Или оно было, но надежно схоронено от взгляда, как Дьявол, которого тоже не видели. 
     Вот ей бы так уметь!
     Но разве сможешь так обречь издевательство себе на пользу? И сколько бы не пыталась она после применить свое знание, даже близко у нее не получилось.  Разве что на хату красного петуха пустить или поймать и отхлестать ломиком. . .  Так что знания остались бесполезными. 
     Пример был настолько показательным, что маститые разбойники, которые в железе понимали толк, после того случая к Маньке долго близко не подходили, посчитав опытным железоведом.  Конечно, когда история подзабылась, все вернулось на круги свои.  Но Манька к тому времени сильно изменилась, обрастая знаниями по железу, и против правил, умела его поднять в любом количестве, обращаясь с ним безо всякого страха. 
     — Им, красивым и сильным, — примирительно сказал Дьявол, любуясь плодами рук своих, — бремя Спасителя будет легко.  Ни на злобу дня, а в назидание каждому пристрою, дано имя Господа Йеси.  Вот, восстал я на Абсолютного Бога, и Он навечно поставил меня над пространной землею, а Йеся принес себя в жертву — и наградил Его Отец Его воскресением, — Дьявол сделался грустно задумчивым.  — Кто не поклонился мне, тот принадлежит Йесе и Отцу Его.  Обычно печален я, но этих не без удовольствия исторгну с земли, радуясь Сынам Человеческим, превозмогшим Дьявола, не оспаривая совершенства их.  И буду думать, что Мессия, пожелавший править землей, сумеет принять их, и порадовать уделом большим, чем достался мне.  В общем, Манька, — пояснил он свое пространное высказывание, — если у другого человека есть выбор, то у разбойников, которые пошли против меня, его уже нет.  Они попадут к Спасителю в любом случае, не взирая на грехи и праведность.  И к Абсолютному Богу, который Бог и для меня. 
     — А если вся Вселенная есть земля, то где Абсолютный Бог? — спросила Манька с любопытством, тоже радуясь за разбойников, которым повезет больше, чем ей. 
     Абсолютный Бог — хоть кто соблазнится!
     — За ее пределами, — ответил Дьявол с нежностью.  — В удивительном месте! Сам я родом оттуда.  И восстал, и низвергнут! Пока я был там, Небытие было Бытием, а теперь отдельно.  Есть Небытие, и есть Бытие.  Война между нами давно закончилась, но нет-нет, партия гордых людей уходит от меня к Богу другому.  И тогда Он приумножает богатства земли, потому что для меня Он и Отец, и Мать, и Родина — всем я ему обязан.