Дождь кончился, и ветер гулким басом водосточных труб прогонял остатки туч туда, где они могли наплакаться вдоволь. 
      Дождь оставил на земле размазанные пятна глубоких луж, и каждый желающий мог, проходя мимо, посмотреть в них, увидеть своё лицо и вернуть на место сбившийся локон волос, или поправить кепку, или просто, оставшись довольным своим внешним видом, улыбнуться себе и пойти дальше. 
      Но желающих не было. 
      Воздух ещё был насквозь пропитан студёной сыростью, а на улице по-прежнему было довольно свежо. 
      Дождь прошёл, но осадок его правления, результаты вверенных ему полномочий уходить не собирались. 
      Она сидела у окна и плакала, когда шёл дождь.  Впрочем, когда он кончился, она не прекратила плакать.  Она всегда плакала, сидя у окна, но больше всего она плакала, когда шёл дождь.  Ведь когда Он ушёл, тоже шёл дождь. 
      На стене у окна висело деревянное распятие, и сейчас она перевела на него свой взгляд и беззвучно взмолилась Спасителю, лица которого она не видела сквозь плотную пелену хрустальных слёз. 
      Но ей казалось, что он улыбается. 
      Как всегда беспомощно разводит руками и улыбается.  Смеётся над её горем.  Он всегда молча смотрел, разведя руки в стороны, но шире всего он разводил их во время дождя.  И улыбался. 
      И разводил руками. 
      И издевался над ней. 
      Подло. 
      Мол, ничем не могу помочь. 
      Ужасно подло. 
      Она сорвала распятие со стены, швырнула на пол и принялась яростно топтать его ногами. 
      Спаситель не спас их, и ни разу не помог, с тех пор, как Он ушёл. 
      Когда Он ушёл под землю, Спасителя не было рядом.  Спаситель был на небе.  Спаситель и сейчас там был, а она была на земле, а Он был под землёй. 
      Где-то.  Она даже не знала, где.  Она безумно кричала и беспомощно царапала плечи ногтями, а Он говорил, что уходит под землю.  Уходит от всех.  Не может больше никого видеть.  И видеть её.  Глухонемую, сумасшедшую.  Она читала на Его губах страшные слова и до крови царапала себя ногтями.  Он хватал её за руки, а она отбивалась и кричала.  Тогда Он хлопнул дверью и больше никогда не приходил.  Он был где-то там под землёй, и, наверное, ему было страшно ходить в темноте.  И, наверное, ему капало на голову, когда шёл дождь.  А быть может, Он даже уже простудился.  И болеет.  А она не может ухаживать за ним, потому что он там, под землёй, а она здесь, на ней. 
      А Спаситель на небе. 
      Она посмотрела на растоптанное распятие и выбежала на улицу, даже не надев плащ.  Но не потому, что Бог наделил её скудным умом, а потому, что Он наверняка уже простудился, и ему ещё хуже. 
      Ведь под землёй после дождя – сыро. 
      Она это знала. 
      Она не стала запирать дверь.  Она никогда не запирала дверь, когда куда-нибудь выходила, потому что Он мог передумать и вернуться.  А у Него не было ключа. 
      Она бежала по улице в одном сарафане и кричала, а люди в окнах отводили глаза, и дети смеялись над ней.  Сумасшедшие люди такие забавные. 
      Она вставала на колени перед каждой лужей и шевелила губами, произнося Его имя.  Она искала его в лужах, но видела лишь себя.  Она плакала над каждой лужей, и лужи становились чуточку больше и чуточку солёней.  Она стучала кулаками в асфальт, но Он не выходил.  Она спускалась в сточные канавы и шарила руками по дну, но Он не возвращался. 
      Она не знала, что такое умереть и, наверное, не поняла бы, если б ей объяснили.  Ведь Он должен жить вечно. 
      Ведь это ОН. 
      Он был под землёй. 
      Он был зарыт на два метра под землю, а она стояла на коленях перед лужами и умоляла, чтобы Он вернулся.  И верила в то, что Он вернётся. 
      А он был под землёй. 
      22 июня 2003г. 
     .