Я сам.  Не прикасайся к нему. 
     - Да ладно ты! Давай помогу!
     - Не надо, Димон, я сам.  Нельзя.  Не хватало еще, чтобы ты…
     - Слушай! А давай я за конвертами сбегаю, а? – оживился Димка, услышав, что в замочной скважине заскрежетал ключ. 
     - Да.  Давай мне все и иди. 
     Димка поспешно собрал все необходимое и сунул Толику под одеяло.  И вовремя – мама едва вошла в дом, тут же, не разуваясь, поспешила в комнату сына. 
     - Ну, что Димка.  Как на гору-то съездили?
     - Нормально, теть Люб. 
     - Ну, а как ты Толечка?
     - Нормально, мам. 
     - Поболтали? Разогнали грусть-тоску?
     - Ага, - сказал за двоих Димка и засобирался, - Теть Люб, я пойду, надо еще кое-куда заскочить. 
     - Ну давай, иди.  А я сейчас этого архаровца лечить буду. 
     - На обратном пути зайду, - обращаясь больше к товарищу, сказал Димка уже в дверях. 
     - Давай, Дим, заходи.  Не покидай нас надолго, - обернулась мама. 
     Димка вернулся без четверти девять.  Толик к тому времени уже склеил письмо на листке, который поспешно спрятал, едва открылась дверь в его комнату. 
     - Это я, Толян, - сказал Димка, прикрывая ее за собой, - Ну, как?
     - Все, склеил.  Сейчас буду переписывать.  – сказал товарищ и выглядел он сейчас гораздо бодрее, чем два часа назад. 
     - На, держи.  – Дима положил поверх одеяла три белых конверта.  – Тебе лучше?
     - Слушай, не поверишь, только стал письмо собирать – слабость, как рукой сняло!
     - А до лекарств или после? – уточнил недоверчивый Димка. 
     - Ты, что мне не веришь?
     - Нет, верю, но все равно.  Понимаешь? Все-таки я не сталкивался с такими делами: колдовство, там, мистика.  Надо все учитывать. 
     - Не веришь, значит. 
     - Ну…
     Димка просидел у друга около часа.  Все это время Толик так и не показал ему склеенное письмо, мотивируя это тем, что не хочет заразить друга странным ментальным вирусом, который представлял собой текст письма.  На предложение друга помочь распространить послания, Толик тоже ответил отказом.  Он считал, что это его личная проблема разнести письма по почтовым ящикам. 
     Димка ушел.  Толик достал из-под одеяла чистые листы, ручку и стал переписывать текст с восстановленного оригинала. 
     «Тебе, рискнувшему прочесть это послание, волю свою объявляю!» - написав это, мальчишка вскинул вверх руки и потянулся.  Тянущая боль в суставах ушла.  Толик удовлетворительно крякнул и опустил руки по обе стороны сборника сказок народов севера «Ворон Кутха».  Книжка была большого формата, и на ней прекрасно умещался листок, на котором писалась копия.  «Как пальцы твои развернули листок со словами, так пальцы отныне мои прясть судьбы твоей нить начинают». 
     Нет, лекарства тут не при чем.  Облегчение наступило уже тогда, когда Толик принял решение о написании трех писем и отправки их в мир. 
     «Пока не напишешь три точно таких же письма слово в слово и далее в мир не отправишь, ты будешь мне пищей и станешь послушным слугою.  Но помни, что слуги живут мои только лишь семьдесят восемь недель на земле. 
     Какой не избрал бы ты путь из предложенных мною, письмо уничтожить не вздумай.  Его повредишь, через семдесят восемь часов жди, что, то же случится с тобою».  Написав это, мальчишка остановился и отложил ручку.  Неприятный холодок коснулся сердца.  «Оно с твоей жизнью теперь стало неразделимо», - прочитал он и нахмурился.  Получалось, что свалившуюся на него беду, он передвигает другому, сам же по-прежнему оставаясь на крючке у неведомого организатора этой жуткой акции.  Ладони у мальчишки вспотели, он потер их об одеяло, взял ручку.  И тут его разума коснулось очередное видение: пальцы, тянущие из него жизнь, напряглись готовые продолжить свою работу; напряглась и нить, натянулась струной.  В суставы вернулась тягучая боль. 
     «Сука! Козел!» - начертал мальчишка под текстом, едва не прорвав бумагу, - «Димка! Он хочет, чтобы я эту заразу разнес дальше!» После того, как Толик поставил восклицательный знак, в его позвоночник будто бы вонзили раскаленную спицу.  Мальчишка изогнулся, застонал.  Свет в глазах померк. 
     В полубессознательном состоянии он схватил листок с наклеенными на него обрывками оригинала и стал терзать его на мелкие кусочки. 
     Вскоре, почуяв недоброе, мама зашла в детскую комнату и выскочила оттуда с криком: «Отец, скорее сюда! Скорее вызывай скорую! У Толика судороги!»
     Прибывшая карета увезла мальчишку и его маму в детскую клиническую больницу, где он, не приходя более в сознание, и скончался от многочисленных разрывов сосудов по всему телу и обширных кровоизлияний.  Удивленные и обескураженные медики настаивали на том, что сердце мальчишки продолжало гнать кровь даже спустя пять минут после гибели мозга, что не возможно в принципе. 
     Димка был очень напуган, узнав, что друг его умер именно в восемь вечера, как и было предсказано – через семьдесят восемь часов с момента прочтения.  Мальчишка с друзьями долго пытались вычислить отправителя, сверяя почерк с найденным под кроватью у Толика обрывком послания, но их усилия успехом не увенчались. 
     Легенда о письме убийце и, по сей день, популярна в школе номер семьдесят восемь, где учился Толик Степанов.  Пожалуй, это единственное место в городе, где к столь странной истории, ставшей частью городского фольклора, относятся еще с должным доверием и трепетом.  Одна из причин тому – доказательство достоверности событий – послание погибшего мальчишки своему другу, ныне выпускнику Диме Петренко.  Прощальное письмо, отправленное из преисподней:
     «Тебе, рискнувшему прочесть это послание, волю свою объявляю! Как пальцы твои развернули листок со словами, так пальцы отныне мои прясть судьбы твоей нить начинают.  Пока не напишешь три точно таких же письма слово в слово и далее в мир не отправишь, ты будешь мне пищей и станешь послушным слугою.  Но помни, что слуги живут мои только лишь семьдесят восемь недель на земле. 
     Какой не избрал бы ты путь из предложенных мною, письмо уничтожить не вздумай.  Его повредив, через семдесят восемь часов жди, что то же случится с тобою…»
     Дальнейшее писалось в безумном припадке.