В тот день я закончил работу сравнительно рано.  Моя новая картина «Снег на листьях», название которой придумала Алекс, сейчас претерпевала небольшие изменения.  И не смотря на то, что я давал себе слово не отклоняться от уже имеющихся идей, новые образы росли в моей голове с каждым днем.  Сначала картина задумывалась мной в стиле китайской живописи с некоторыми элементами реализма и даже андеграунда – такая идея просуществовала достаточно долго, но затем я резко пересмотрел своё видение, и впоследствии она выполнялась в согласии с законами японского минимализма.  Тусклая земля, усеянная мелкими булыжниками, из-под которых выглядывали ассиметричные фрагменты почвы, дерево, с молодыми листьями, на которых невидимой пылью лежали снежинки.  Я показал набросок Алекс, и она пришла в восторг.  Немного побеседовав над основной концепцией, мы решили назвать картину просто и понятно - «Снег на листьях». 
     Сначала я выглянул на улицу, а затем посмотрел на часы.  Четверть пятого вечера – замечательное время для прогулки.  Одев легкий, но достаточно теплый свитер я отправился в своё небольшое путешествие по окрестностям.  Мой дом находился на краю «Уисдом Эреа» - небольшого загородного района, расположенного в лесной зоне на побережье озера Самока.  С одной из смотрительных вышек, находившихся на каменной платформе, открывался замечательный вид, который неоднократно вдохновлял меня на написание различных пейзажей.  Однажды вечером я простоял там полтора часа, облокотив руки на бетонный парапет, а по приходу домой родилась картина «Холод из глубины», которая позже была куплена за баснословные деньги одним из богатых лондонских акционеров.  Выставить то полотно на торги – было необыкновенно сложным решением.  Я словно продавал часть своего тела, то к чему я очень привык, то что хоть не долго просуществовало вместе со мной, но уже успело стать неотрывной частью.  Картины редко врываются в целое, и когда мне заказывают очередной пафосный пейзаж для украшения офиса или адвокатской конторы, я не вкладываю в него особый смысл.  Пташки и цветочки быстро приедаются.  Остаются в памяти лишь замысловатые, темные, размытые линии и холодные цвета, живущие постоянно как арктические льды.  Могу сказать с полной уверенностью, что некоторые картины живут собственной жизнью, и вовсе не являются фантазией художника.  Словно они и раньше существовали в более тонком пространстве, а человек им понадобился лишь для того, чтобы перебраться в наш мир.  Посеять здесь своё семя, оставить культурный или психо-эмоциональный след. 
     Гуляя по дороге, я обратил внимание на опадающие, желтые листья, словно куски шелка порезанные катаной.  В воздухе таилась необыкновенная свежесть, распространяясь в пространстве, раскрывая свои невидимые лепестки, будто цветок.  Я свернул с гравиевой дороги на лесную тропу.  Под ноги то и дело попадались охапки желтых, терракотовых листьев, собирающихся в лощинках и у подножия деревьев.  Сырой запах перегноя доносился до обоняния сквозь все остальные, необыкновенные ароматы леса. 
     Я переехал в это чудесное, живописное место около трех месяцев назад.  Спокойный район, не заставленный однотипными домами и особняками с примитивной архитектурой.  Финансовые накопления, пополняемые постоянными заказами, позволяли мне не заниматься ничем, кроме живописи, а спокойный и безмятежный вид озера не только вселял в меня надежду, силу и вдохновение, но и врачевал душу. 
     Примерно несколько недель назад я впервые услышал легенду.  Пожалуй, любое тихое местечко имеет в своей истории какие-то вполне стандартные случаи, которые с течением времени оплетаются невидимой паутиной таинственности и становятся чем-то вроде городских легенд, которые, как древние предания, передаются из уст в уста, и при этом не один рассказчик толком не знает, с кем это произошло и как.  В тот день я выбрался в супермаркет, находившийся на верхней платформе, в пятнадцати минутах езды от моего дома.  Закупив некоторые товары, я направился к машине.  Автомобиль упорно не желал заводиться.  Свечи просырели, и чтобы их заменить требовалось какое-то время.  Отогнав транспорт к автомеханику, я расположился в его маленьком, не приспособленном для посетителей офисе.  Ремонтируя мой «Фольксваген-Жук» он беззастенчиво развязал свой язык.  Не все из сказанного было интересным, однако эта история привлекла моё внимание.  В лесном массиве, что не далеко от моего дома, много лет назад поймали какое-то странное животное.  Никто сейчас не помнит, как оно выглядело на самом деле.  Говорят лишь одно, что зверек не коим образом не походил на своих сородичей.  После этого инцидента жители окрестных районов неоднократно жаловались на жуткие неурожаи и падеж скота.  Однако сейчас прошло достаточно много времени, что почти никто из новых жителей «Уисдом Эреа» даже не знает об этом. 
     Этот рассказ из ряда городских баек испарился из моей головы на пару недель.  А вчерашней ночью мне приснился очень яркий и запоминающийся сон.  Будто бы гуляю я по лесу в тихий, безветренный день, сначала иду по гравиевой дороге, где изредка проносятся машины.  Затем сворачиваю на лесную тропу, иду в глубь, в самую чащу.  Сквозь смазанные пятна сонного восприятия я различаю коричневое пятно, которое постепенно вырисовывается в изъеденный мхами пень.  Его тронула длань разложения, а из потрескавшейся коры на меня смотрело какое-то животное.  Я проснулся прежде, чем сумел разглядеть его очертания.  Что-то подсказывало, что на лесной дороге действительно был подобный поворот.  Я всегда отличался достаточно красочными сновидениями, но это уж слишком сильно походило на реальность.  И прямо сегодня я решил это проверить. 
     Пройдя еще несколько минут под опущенными ветвями высоких деревьев, со сросшимися кронами, я, наконец, нашел то, что искал.  Увидев одинокий, развалившийся пень, на котором время и дожди оставили свой неизгладимый отпечаток, я ничуть не удивился.  Видимо, подсознательно я ожидал увидеть его здесь. 
     Я присмотрелся.  Странный, черный пень напомнил мне сгорбленного старца, умершего и окаменевшего много тысяч лет назад.  Неживая кора расслоилась, но не отпадала.  Обойдя его с другой стороны, я увидел древесный гриб-трутовик, замерший у подножия, а над ним зияла ровная щель.  Внезапно в ней загорелись два белка, которые спустя секунду превратились в округлые глазные яблоки.  Я вздрогнул, но появление этого странного существа было скорее ожидаемой закономерностью. 
     Я не сводил глаз с пня.  Постепенно вылезая из отверстия, зверек осторожничал, но затем показался полностью.  Его тело очень напоминало ласку, однако ни одна ласка в мире не могла иметь длинный, чешуйчатый хвост как у ящерицы и тяжелый, гипнотический взгляд, прознающий насквозь.  Животное молча наблюдало за мной, сканируя необыкновенно белыми, и абсолютно слепыми глазами. 
     Пришел в себя я лишь спустя какое-то время.  Теперь передо мной был не старый, черный пень, а дерево, листья на котором были покрыты белесой пыльцой.  Моя картина! Только теперь это был не снег, а плесень выпавшая на листья в результате каких-то осадков или других, более сложных химических процессов. 
     Найти дорогу домой было очень трудно, однако, оказавшись в собственной мастерской, я тут же бросился к картине.