ТЕПЕРЬ И Я ИГРАЮ НА ФЛЕЙТЕ
Рассказы - Ужасы
Надо же, странным! Бог мой, а что вообще было не странным?!. . Так вот, я отключил маршевые двигатели и включил ориентационные, чтобы взглянуть на оставленный корабль. Возможно, если б я не сделал этого, я бы умирал сейчас с более спокойной душой. Я считал бы, что мы потерпели какую-то катастрофу, что всё, явившееся мне на борту, не более чем галлюцинации, вызванные шоковым состоянием. Возможно. Но я развернулся посмотреть на «Инсоленс»…
Мне чертовски трудно описать то, что я увидел. Мне не с чем сравнить это чудовищное зрелище. И всё же попробую. Вокруг действительно была кромешная тьма – ни звёзд, ни туманностей, ни любых других привычных космических объектов – только бесконечное непроницаемо чёрное пространство. На некотором расстоянии (думаю, около четырёх километов) от меня висела громада «Инсоленса». Я видел его, потому что весь корпус корабля бы охвачен сиянием. Ледяным, мертвенно-голубоватым сиянием. Но не это было главным. Корабль менялся. Менялся сам. Выглядело это так, словно невидимый скульптор разрезал обшивку корабля, отгибал отрезанное, разъединял части, комбинировал их по-новому. Звучит дико, но это и вправду было не разрушением, но созиданием.
Я оцепенел, глядя на этот акт творения, и потому не сразу обратил внимание на множество мелких объектов, клубящихся вокруг корабля подобно пчелиному рою. Сначала я принял их за обломки «Инсоленса» (потому как они тоже светились), но, малость придя в себя и включив электронный зум, тотчас понял, чем (точнее, кем) они являются на самом деле. Это был весь наш экипаж. Сотня спрутоподобных выродков, суетливо толкущихся в жуткой черноте. Некоторые из них запросто проходили прямо сквозь обшивку корабля, не оставляя никаких повреждений, а у некоторых в щупальцах были флейты, и они играли. В тот миг мне показалось, что я вновь слышу звук этих дьявольских дудок.
Спустя какое-то время я понял, что акт творения завершён. Корабль больше не трансформировался – он предстал передо мной в своём новом воплощении. Это было нечто страшное, дисгармоничное и… живое. Живое, ибо то, что ранее воплощало в себе достижение инженерного гения, теперь являло собой уродливое механическое подобие гигантского паука, омерзительно шевелящего во тьме многочисленными членистыми конечностями.
Как зачарованный смотрел я на действо, разыгрываемое передо мной неведомым Богом Пустоты под аккомпанемент флейт (а я уже не сомневался, что слышу их на самом деле), спектакль, сюжет и мораль которого доступны лишь нечеловеческому разуму обитателей этой запредельной черноты. А потом… потом чернота разорвалась. Как натянутый лист бумаги, в который ткнули чем-то острым. В образовавшийся разрыв высунулся слепящий червь (змей? щупальце?), сотканный из того самого мертвенно-голубого света. Я затрудняюсь даже приблизительно оценить его размеры (да и есть ли в этом мире размеры?), скажу лишь, что на конце этого сияющего отростка разверзлась круглая пасть и всосала в себя и многокилометрового биомеханического паука, и тех роящихся монстров, что были некогда моими друзьями. Всосала, как муравьед всасывает термитов. И убралась восвояси.
Я остался один в тишине и непроглядной темноте. Не знаю, почему я остался таким, какой есть. Наверное, это как-то связано с тем, что именно я производил манипуляции с этой штукой. Так это или нет, но я не превратился в космического спрута, не умер и даже не сошёл с ума от увиденного.
Я не буду оплакивать своих товарищей. Не буду хотя бы потому, что уверен – они отнюдь не мертвы. Возможно даже, в отличие от меня, они будут жить вечно (как и мечтал Герман). Также я не буду пытаться осмыслить случившееся и строить гипотез. Вселенная безмерно сложнее любых наших представлений о ней. И кто знает, с какими мирами граничит наша Метагалактика, и что за чудовищные сущности обитают в этих мирах! Длань одной из таких сущностей коснулась нашего корабля, а за девятнадцать тысяч лет до того коснулась Беллис, мгновенно превратив цветущую планету в иссохший кусок пыли. Нет, я поступлю по-другому. Я возьму книгу… Да-да, она всё время была со мной! Я ни на секунду не выпускал её из рук и даже сейчас она покоится в набедренном кармане скафандра! Я не знаю, случайность это или Провидение. . . или воля Тех, что властвуют за пределами чёрной пустоши… Какая разница?! Я возьму книгу и вновь прочту ту самую магическую формулу, которую произнёс тогда на «Инсоленсе». Я не знаю, что произойдёт. Если мне суждено стать одним из флейтистов Азатота и целую вечность играть во славу его… что ж, я буду играть! Если же не произойдёт ничего, я буду болтаться здесь, в этой черноте до тех пор, пока не иссякнут источники энергии и не прекратится регенерация воды и кислорода.
Итак, я достаю книгу… надо же, она сразу открывается на нужной странице!. . . Что ж, я начинаю…»
АНДРЕЙ МОЛЧАНОВ.
- Нга’ах н’гаа фхтагн йа арг’х Азат‘тотх!
Мы вслушиваемся в необычные гортанные звуки заклинания. С каждым произнесённым словом голос Эллиота меняется, становясь всё громче и экспрессивнее. Вот уже отсек наполняют отрывистые истеричные выкрики, от которых по коже бегут мурашки, и… всё замолкает. Тишина.
Ещё пару минут мы все – я, Кристофер, Анна, Хироко и ещё несколько человек, включая капитана, - напряжённо вслушиваемся в эту тишину, пытаясь понять, что же произошло с Питером Эллиотом. Безуспешно. Танака качает головой, как бы говоря, что, мол, «есть многое на свете, друг Горацио». Кто-то вздыхает. В отсеке начинаются движение и разговоры: пора возвращаться к рутинным обязанностям.
- Тихо! Послушайте! – говорит вдруг Казарес, поднявшись с кресла. Все вновь замирают и замолкают, напряжённо прислушиваясь.
- Вы слышите? – говорит Анна. – Вы слышите эту музыку?
Я закрываю газа и сосредоточиваюсь. Да, я слышу.
Мне чертовски трудно описать то, что я увидел. Мне не с чем сравнить это чудовищное зрелище. И всё же попробую. Вокруг действительно была кромешная тьма – ни звёзд, ни туманностей, ни любых других привычных космических объектов – только бесконечное непроницаемо чёрное пространство. На некотором расстоянии (думаю, около четырёх километов) от меня висела громада «Инсоленса». Я видел его, потому что весь корпус корабля бы охвачен сиянием. Ледяным, мертвенно-голубоватым сиянием. Но не это было главным. Корабль менялся. Менялся сам. Выглядело это так, словно невидимый скульптор разрезал обшивку корабля, отгибал отрезанное, разъединял части, комбинировал их по-новому. Звучит дико, но это и вправду было не разрушением, но созиданием.
Я оцепенел, глядя на этот акт творения, и потому не сразу обратил внимание на множество мелких объектов, клубящихся вокруг корабля подобно пчелиному рою. Сначала я принял их за обломки «Инсоленса» (потому как они тоже светились), но, малость придя в себя и включив электронный зум, тотчас понял, чем (точнее, кем) они являются на самом деле. Это был весь наш экипаж. Сотня спрутоподобных выродков, суетливо толкущихся в жуткой черноте. Некоторые из них запросто проходили прямо сквозь обшивку корабля, не оставляя никаких повреждений, а у некоторых в щупальцах были флейты, и они играли. В тот миг мне показалось, что я вновь слышу звук этих дьявольских дудок.
Спустя какое-то время я понял, что акт творения завершён. Корабль больше не трансформировался – он предстал передо мной в своём новом воплощении. Это было нечто страшное, дисгармоничное и… живое. Живое, ибо то, что ранее воплощало в себе достижение инженерного гения, теперь являло собой уродливое механическое подобие гигантского паука, омерзительно шевелящего во тьме многочисленными членистыми конечностями.
Как зачарованный смотрел я на действо, разыгрываемое передо мной неведомым Богом Пустоты под аккомпанемент флейт (а я уже не сомневался, что слышу их на самом деле), спектакль, сюжет и мораль которого доступны лишь нечеловеческому разуму обитателей этой запредельной черноты. А потом… потом чернота разорвалась. Как натянутый лист бумаги, в который ткнули чем-то острым. В образовавшийся разрыв высунулся слепящий червь (змей? щупальце?), сотканный из того самого мертвенно-голубого света. Я затрудняюсь даже приблизительно оценить его размеры (да и есть ли в этом мире размеры?), скажу лишь, что на конце этого сияющего отростка разверзлась круглая пасть и всосала в себя и многокилометрового биомеханического паука, и тех роящихся монстров, что были некогда моими друзьями. Всосала, как муравьед всасывает термитов. И убралась восвояси.
Я остался один в тишине и непроглядной темноте. Не знаю, почему я остался таким, какой есть. Наверное, это как-то связано с тем, что именно я производил манипуляции с этой штукой. Так это или нет, но я не превратился в космического спрута, не умер и даже не сошёл с ума от увиденного.
Я не буду оплакивать своих товарищей. Не буду хотя бы потому, что уверен – они отнюдь не мертвы. Возможно даже, в отличие от меня, они будут жить вечно (как и мечтал Герман). Также я не буду пытаться осмыслить случившееся и строить гипотез. Вселенная безмерно сложнее любых наших представлений о ней. И кто знает, с какими мирами граничит наша Метагалактика, и что за чудовищные сущности обитают в этих мирах! Длань одной из таких сущностей коснулась нашего корабля, а за девятнадцать тысяч лет до того коснулась Беллис, мгновенно превратив цветущую планету в иссохший кусок пыли. Нет, я поступлю по-другому. Я возьму книгу… Да-да, она всё время была со мной! Я ни на секунду не выпускал её из рук и даже сейчас она покоится в набедренном кармане скафандра! Я не знаю, случайность это или Провидение. . . или воля Тех, что властвуют за пределами чёрной пустоши… Какая разница?! Я возьму книгу и вновь прочту ту самую магическую формулу, которую произнёс тогда на «Инсоленсе». Я не знаю, что произойдёт. Если мне суждено стать одним из флейтистов Азатота и целую вечность играть во славу его… что ж, я буду играть! Если же не произойдёт ничего, я буду болтаться здесь, в этой черноте до тех пор, пока не иссякнут источники энергии и не прекратится регенерация воды и кислорода.
Итак, я достаю книгу… надо же, она сразу открывается на нужной странице!. . . Что ж, я начинаю…»
АНДРЕЙ МОЛЧАНОВ.
- Нга’ах н’гаа фхтагн йа арг’х Азат‘тотх!
Мы вслушиваемся в необычные гортанные звуки заклинания. С каждым произнесённым словом голос Эллиота меняется, становясь всё громче и экспрессивнее. Вот уже отсек наполняют отрывистые истеричные выкрики, от которых по коже бегут мурашки, и… всё замолкает. Тишина.
Ещё пару минут мы все – я, Кристофер, Анна, Хироко и ещё несколько человек, включая капитана, - напряжённо вслушиваемся в эту тишину, пытаясь понять, что же произошло с Питером Эллиотом. Безуспешно. Танака качает головой, как бы говоря, что, мол, «есть многое на свете, друг Горацио». Кто-то вздыхает. В отсеке начинаются движение и разговоры: пора возвращаться к рутинным обязанностям.
- Тихо! Послушайте! – говорит вдруг Казарес, поднявшись с кресла. Все вновь замирают и замолкают, напряжённо прислушиваясь.
- Вы слышите? – говорит Анна. – Вы слышите эту музыку?
Я закрываю газа и сосредоточиваюсь. Да, я слышу.
12.01.2009
Количество читателей: 30606