Сканирование показало, что это лишь вершина айсберга.  Его основание находится под слоем песка и пыли и представляет собой хаотичное скопление полых шаров, диаметром около десяти метров, и куполообразных объектов, размерами побольше, соединённых многочисленными трубами.  Общая площадь объекта составляла около трёх квадратных километров. 
      Команда уже успела побывать на территории объекта, побродить среди таинственных образований, поводить по ним ладонью, ощущая через перчатку шероховатую структуру, напоминающую чешую огромного ящера.  Химический анализ материала объекта показал, что это - некий полимер, в составе которого есть и углерод, и водород, и азот с фосфором.  Полимер этот оказался чрезвычайно устойчив и к разрушительным перепадам температур, и к ультрафиолетовому излучению.  Вопрос был лишь в том, чем он является – творением рук мыслящих существ или же продуктом жизнедеятельности морских организмов? Оба варианта казались вероятными.  Космонавты плохо спали ночами, спорили и ждали, когда смогут наконец проникнуть внутрь (от сквозного бурения отказались сразу, опасаясь, что воздух может оказать пагубное воздействие на то, что тысячелетиями пребывало в законсервированном состоянии). 
     В тот день все вообще забыли про сон и еду – настолько велико было волнение.  Накануне аэроботу удалось обнаружить в поверхности самого высокого куполообразного возвышения широкую трещину, длиной не менее десятка метров.  Трещина начиналась под небольшим слоем песка, и добраться до неё не составляло никакого особого труда.  В песчаные глубины был отправлен робот в грунтопроходной капсуле, именуемой «кротом».  «Крот» с должным упорством пробуравил песок, вошёл в трещину, утягивая за собой метры телеметрического кабеля, и вскоре показал резкое уменьшение плотности.  Он был внутри. 
     - Момент истины, - сказал Отс шёпотом.  Все остальные хранили гробовое молчание. 
     Капсула раскрылась, и робот вышел наружу.  К тому времени каждый уже был подключён к его сенсорам.  Управление роботом осуществлял Джонатан Янг.  Он дал команду включить прожектора.  В тот же миг все вскочили со своих мест и замерли в немом изумлении. 
     Каждый почувствовал, что это именно он стоит посреди огромного помещения, тьму которого разгоняли лучи прожекторов паукоподобного механизма.  Робот выбросил заряд хемолюминесцентных осветителей, и они повисли в воздухе, наполнив пространство ровным молочным светом. 
     Эллиот увидел стены, покрытые барельефами, созданными руками (или иными конечностями?) нечеловеческого творца, увидели высокие треножники, более всего похожие на гигантские канделябры, увидели странной формы сооружения, подобные абстрактным скульптурам.  Пол помещения был частично покрыт слоем песка, проникшего сюда через трещину, и то тут, то там из-под него виднелись малопонятные предметы.  В самом центре находился массивный куб, на котором располагалось нечто, напоминающее то ли разрезанного пополам морского ежа, то ли старинную морскую мину.  А рядом – присыпанная песком и пылью мумия существа, чья морфология явно указывала на его разумность. 
     - Бог мой! – сказала Ольга.  – Да ведь это…
     - Храм, - закончил Герман. 
     В отсеке жилого комплекса началось форменное безумие.  Люди, чей опыт космических полётов измерялся не одним десятком световых лет, кричали, смеялись, прыгали до самого потолка, будто малые дети.  Они выпили в тот день большую часть имеющегося спиртного, грубо нарушив все мыслимые уставы и инструкции.  Ибо действительно перевернули одну страницу в истории человечества и перевернули новую.  Страницу, на которой написано: человек – не единственное дитя вселенной. 
     
     ФАЙЛ # 2
     «… господи, до чего же темно и тихо!. . . 
     Я не помню в подробностях день, когда мы лично впервые вошли в этот мёртвый храм.  (Я говорю «храм», ибо сейчас точно знаю это.  Но тогда мы не были уверены в религиозном значении куполообразного сооружения, и называли его храмом исключительно по аналогии с земными культовыми сооружениями. ) То время было наполнено самыми разнообразными впечатлениями, которые сменяли друг друга и перемешивались в сознании, словно в калейдоскопе.  А ещё всех нас пронизывало ощущение Тайны, то самое непередаваемое чувство, что имеет обыкновение безвозвратно уходить вместе с детством. 
     Именно потому я и не могу описать, как мы вошли внутрь, от и до – в памяти моей засели лишь отдельные сцены. 
     … вот я рассматриваю причудливые барельефы на стенах и поражаюсь странному виду изображённых на них существ – многоногих, бесформенных и в то же время несущих некоторые явно гуманоидные черты – лица, похожие на человеческие, рты, дующие в какие-то трубки или дудки, зажатые в осьминожьих щупальцах. 
     … вот Ольга аккуратно откапывает чудом сохранившиеся мумифицированные останки беллисианца и не перестаёт изумлённо восклицать, ибо обитатель этой планеты более всего походил на гротескный гибрид человека и рыбы.  У него маленькая грудная клетка, закрывающая только сердце, три пары жаберных дуг, спинной плавник и необычайно длинный хвостовой отдел позвоночника, а вместе с тем – большая черепная коробка, огромные глазницы, кисти рук, почти такие же, как у нас…
     … вот Герман, бледный от волнения (что заметно даже через стекло шлема), медленно обходит таинственную полусферу, ощетинившуюся непонятными отростками. . . 
     … вот Джонатан, задрав голову, насколько позволяет устройство скафандра, обозревает нечто, подобное абстрактной скульптуре или изображению застывшего хаоса, и приговаривает, что, мол, он-то всегда считал, что люди создают богов по своему образу и подобию…
     С тех пор мы побывали в этом храме неизвестного (тогда ещё!) бога не один десяток раз, откопали если не весь подводный город, то значительную его часть, извлекли из-под слоёв песка множество удивительных вещей, но именно то, самое первое, прикосновение к руинам исчезнувшей цивилизации навсегда осталось в моей памяти, словно вырезанное резцом скульптора, того самого, что изукрасил барельефами храмовые стены.  И именно тогда я впервые услышал этот звук. 
     Помню, я подошёл к таинственному, похожему на морского ежа, предмету, стоящему на постаменте высотой в человеческий рост, с удивлением отметив, что на торцах штырей нанесён некий символ, вроде руны или иероглифа.  Я вытянул руку и осторожно тронул ближайший штырь.  И тотчас отдёрнул руку, потому как тот, несмотря на тысячелетия, проведённые в полной неподвижности, легко, будто смазанный, подался внутрь полусферы.  Я оцепенел и похолодел, ожидая чего угодно, вплоть до взрыва, но вместо этого услышал музыку.  Она звучала где-то на пределе слышимости, и я сначала даже не понял, что это, но, чуть прислушавшись, распознал звучание неведомых духовых инструментов.  Звуки были совершенно варварскими и одновременно мелодичными и даже эпичными, словно некие первобытные музыканты, дуя в свои дикарские дудки, сумели-таки постичь гармонию, ведомою ранее лишь Полигимнии. 
     - Откуда музыка? – спросил я. 
     - Какая? – отозвался Янг.  – Никакой музыки. 
     - Будто где-то далеко кто-то играет на трубе, - сказал я.  – Нет, не на трубе, а на чём-то попроще, типа дудки или свирели.  Или флейты…
     Герман повернулся ко мне.  На мгновение выражение его лица изменилось, став одновременно испуганным и обрадованным.  Но длилось это лишь краткий миг, и я не придал этому ни малейшего значения.  После чего Отс недоуменно пожал плечами, точнее – постарался изобразить это движение настолько выразительно, насколько позволял скафандр. 
     - Проверь звуковые сенсоры! – посоветовала Ольга. 
     Я поступил проще, отключив их совсем.  Мир за стеклом шлема погрузился в тишину.  Смолкла и музыка. 
     - Так и есть, сенсоры барахлят, - объявил я.