- Вот тебе, Милка, первая взрослая обновка!
     
      Расхохотавшись, он через голову надел их на дочь, вытянул косу, поправил. 
     
      - Лепая! - хмыкнул он. 
     
      Милочки низко наклонила голову, разглядывая цветные бестолковые бусы, даже прозевала, когда мачеха подошла. 
     
      - Когда ты их купить-то успел? - она взяла двумя пальцами за нитку, подняла повыше и стала их быстро мелко перебирать.  Задержалась она на зеленоватом в прожилках камне, потом снова начала перебирать. 
     
      - Хороша! - она поцеловала дочь в покрасневшую щёку и принялась раскладывать по мискам остывшую картошку с вонючей петрушкой. 
     
      Вечер прошел хорошо, даром что праздник.  Лесенька с Милочкой долго дурачились с отцом на родительской кровати, потом мать решительно вывела их со своей половины, и уложила спать.  Они с отцом даже сказку рассказали.  Мать, вместо того, чтобы прясть нитки для кружева, мерно бормоча под нос бессмысленные песни, ушла спать, стало тихо-тихо, только мыши убаюкивающее шуршали под огромной печкой.  Под боком Милочки, словно большая лысая кошка, усердно дышала всем своим кругленьким телом Лесенька.  Девочка обняла сестрёнку, недовольно откинула из-под носа её косу и заснула. 
     
      Проснулась она от дурного сна, где она бежала за Лесенькой по болоту, бежала и не могла догнать.  А догнать надо было, потому что иначе Лесенька никогда-никогда не вернётся. . .  Милочка села, ногой ощущая тепло сестрёнки.  Сердечко её бешено колотилось.  Она продрала сонные глаза, но прямо рядом с сундуком она увидела чудище. 
     
      Было оно длинным, горбатым, с нечесаными грязными космами, в каких-то засаленных тряпках.  Свет луны из окошка падал на чудище, играл в огромных глазищах со вздёрнутыми вверх уголками, плясал на длинных в белёсых разводах руках, почти обхвативших Лесеньку. 
     
      - Кикимора!
     
      Милочка закричала и вцепилась в сестрёнку ручками, больно сжала.  Где-то рядом послышались голоса, недовольный отца, а потом заглушивших всё материн.  Она выбежала из-за занавеси, голая, с растрёпанной косой, дикими безумными глазами.  Кикимора, увидев мачеху, тихо и протяжно заревела и кинулась к двери. 
     
      - Нет, дрянь! - завизжала мачеха, - И не думай о моих детях!
     
      Чудовище снова заревело, на этот раз зло.  Откуда-то в руках у матери появились две веточки, в них Милочка узнала освящённые зимой берёзовые обрезочки.  Рядом с ней завозилась Лесенька, подняла лохматую головку и, увидев кикимору, со страху расплакалась, прижимаясь к сестре. 
     
      Мать, махнув короткими сухими обрезками без почек, шагнула к чудищу, гоня его от детей.  Кикимора изогнулась, высунула длинный страшный язык, весь словно в белёсых язвах и, размахивая руками, кинулась к выходу.  Мать, широко раскрыв глаза, гнала её веточками.  Отец, в одних портках, выбежал из их комнаты, дико глянул на ревущее чудище, кинулся к топору.  Кикимора издала ещё один протяжный стон и вывалилась в сени, часто застучала по утоптанному полу тупыми когтями. 
     
      Бросив топор, отец кинулся к дочкам.  Лесенька плотно вцепилась в Милочкин рукав, рыдала.  Отец втащил их обеих себе на колени, прижал к груди, и стал убаюкивать.  Лесенька перестала стонать, только мелко-мелко тряслась, Милочка же прижимала её к себе, боясь, что перед ней снова возникнут страшные раскосые кикиморовы глаза. 
     
      - Ушла! - мать носилась по избе, содрогаясь всем телом, не стесняясь своей наготы.  - Ну, подожди у меня, тварь, только сунься ещё раз!
     
      - Деревню поднимать надо! - бросил отец. 
     
      - Поздно! Ушла, ушла! - хрипела мать, - На моих детей позарилась, мерзость! Накось, отними, сволочь! Только сунься из своего болота, убью!
     
      - Ты хоть рубаху одень, бесстыжая, при детях! - прикрикнул на неё отец.  Мачеха схватила с лавки новый, ещё не убранный кусок полотна, небрежно завернулась в него, присела к девочкам, судорожно обхватила их, прижала подбородком две лохматые головки и разрыдалась, бормоча проклятия и угрозы.  Милочка тоже тихо поплакала, чувствуя материно содрогающееся плечо, потом тихо уснула сном без кошмаров и не почувствовала, как отец их тихо поднял и уложил с ними на кровать, плотно закутав их одеялом. 
     
      С тех пор поселился в доме тихий спокойный страх, что кикимора вернётся.  В добавок к разленившемуся полосатому коту завели маленькую игривую дымчатую кошечку, с которой Лесенька возилась почти целый день, даже спать укладывала рядом, а кошечка лежала рядом и грела их пушистым бочком.  На следующий же день заново освятили дом, весь двор.  Мать ходила за попом как дурная, вслушивалась в каждое его слово.  Отец начал рубить новый забор, огораживающий огород от поля.  Мать ходила в церкву, принесла в котелке священной водицы, поставила в доме.  А из стоящих у лампадки заветных веточек выдернула две и дала по одной каждой девочке, велев ходить вместе. 
     
      Страх поселился не только на их дворе.  Вся деревня, прослышав о чудище, с заходом солнца начинала жить новой, непривычной жизнью.  Становилось пусто, лишь гуляли незамужние парни да девки, которых кикимора уже не могла утащить и которым в тёплую весеннюю ночь была нестрашна никакая нечисть. 
     
      Лесенька отошла от той ночи нескоро.  Поняв, что за ней приходила кикимора, чтобы утащить и растить со своими зверёнышами, она жалась ко взрослым, везде ходила с сестрой.  Милочка не подавала виду, но страх, навеянный тем сном и кикиморой, страх потерять эту несносную мелкую, заставлял её везде оглядываться, не мелькнёт ли где горбатая тень, рядом ли Лесенька и не искрошилась ли в кармашке её маленького передника заветная веточка. 
     
      Во второй раз кикимора пришла после сева, когда на землю опустились светлые летние сумерки, а родители задержались на поле. 
     
      Девочки к этому времени уже покормили птицу и дразнили своего мордатого кота длинным грязным петушиным пером.  Котяра воровато и нагло шевелил усами, крутил хвостом и делал вид, что перо ему совсем-совсем неинтересно, даже морду отворачивал, а затем внезапно кидался, растянувшись мягким брюхом по сухой земле, подняв тучку пыли.  Прижав кончик, он снова шевелил усами, осторожно тянул морду к передним лапками в беленьких варежечках, осторожно убирал одну, кусал добычу.  Девочки отдёргивали пёрышко.  Кот возмущённо ревел, валился на спину и остервенело бил перо передними лапками.  Потом, устав, переворачивался на пузо и лукаво смотрел на сестрёнок, приглашая их играть и дальше. 
     
      Но внезапно, вместо того, чтобы кинуться на погрызенное перо, он гнусаво и зло заревел, короткая, потрёпанная в боях, шерсть на нём встала дыбом.  Он бешено заколотил себя хвостом по бокам, прижался к ногам Милочки.  Лесенька подняла голову, молча исказила лицо и зарыдала, сев на землю и прижавшись в ноге сестры.  Милочка тоже подняла голову, но даже не испугалась. 
     
      Кикимора стояла около заднего забора, где отец ещё не успел его переделать, положила длинные бледные руки на краешек плетня.  Милочка с ужасом увидела, что она не может перенести руки через забор, только опёрлась на него самыми кончиками пальцев.  Погладив Лесеньку по головке, она встала, тупо посмотрела на кикимору.  Та глядела на неё дикими звериными глазами с оттянутыми вверх краями.