Рыжая танцовщица была старше его, была в том возрасте, когда замужняя женщина с гордостью принимает в руки первого ребенка своей дочери.  Но не было дочерей у стройной Гали: в молодости танцевала она в Цунхуа, услаждая взоры провинциальных вельмож, зрелость настигла ее за горячим, обнаженным танцем в портовых заведениях Чифу, где матросы с океанских джонок, по древнему обычаю, никогда не выходят в море, не прикоснувшись к женскому телу. 
      Когда тело ее устало, сделалось жестким от каждодневных прикосновений, хозяин заведения назначил Гали главной над другими девушками – она принимала заказы на танец, отстраняла от работы примелькавшихся посетителям танцовщиц и собственноручно выискивала в портовых кварталах свежих девчонок.  За этой работой провела она без малого десять зим – этого оказалось достаточно, чтобы скопить денег и открыть собственное заведение – не в Чифу, где слишком высока была конкуренция, а в пригороде Сяньяна.  Здесь заведений было меньше, но меньше был и спрос, поэтому приходилось пускаться на хитрости: женское тело во все времена считалось ходовым товаром, но цена его колебалась и зависела от многих причин.  Гали, которая за десять лет работы в Чифу изучила эти причины так же хорошо, как астроном – звездное небо, отчетливо понимала: товар, для того, чтоб сделаться дорогим, должен стать штучным, неподдельным. 
      Одно дело – обычный «дом девочек», куда ходят для исполнения низменных телесных желаний, и совсем другое – театр на воде, красивые танцовщицы – юные и… доступные.  Чего, в самом деле, хочет мужчина? Ответ прост и ясен – обладать молодым телом, при этом считая себя не похотливым самцом, а знатоком и покровителем искусства.  Новый театр танца «Светящиеся ласточки» даст им такую возможность, лишь бы платили деньги…Плавучая гостиница, выкупленная неутомимой Гали и наскоро переделанная под театр, стояла в том месте, где река изгибается в крутом повороте на запад.  Темные медленные волны днем и ночью плескались об ее стены.  Утром и днем заведение походило на мертвый корабль - потопленный бурей и ею же выброшенный на берег. 
      С наступлением темноты здесь начиналась жизнь и продолжалась до тех пор, пока утренний свет не начинал вздорно соперничать с огнем в светильниках.  Женщины из города не допускались на борт «Светящихся ласточек» ни под каким видом.  Учащаяся молодежь, ремесленники – не допускались тоже: конечно, в первые месяцы это ударяло по карману, но владелица заведения хорошо понимала: надо держать марку.  Настоящие, желанные гости прибывали в экипажах, носилках, бывало, что приходили пешком, но это ничего не значило: опытная Гали при одном беглом взгляде на фигуру человека могла определить, имеется ли у него достаточно денег, чтобы заплатить за крепкие вина из личжи и роз, отведать фирменное блюдо заведения – заливное из глаз черной кошки, и, наконец, заказать «собственный танец».  Но все это, конечно, было не главное – основным блюдом в меню являлись сами «ласточки».  Хрустальные лампы и светильники горели в темноте так ярко, что освещали не только изгиб реки и пристань, но и прилегающие к ней крохотные улицы.  С палуб, из круглых окон гостиничных номеров-кают доносилась музыка – то тихая, то, наоборот, излишне громкая.  Молчаливая, сосредоточенная Галья стояла обычно на нижней палубе.  Она никогда не улыбалась – лишь кивала новым гостям рыжей подстриженной головой львицы.  Высокомерие и спокойная, почти мужская, независимость читались во взгляде ее зеленых, всегда немного отрешенных глаз.  И было чем гордиться: она знала, что придуманная ею игра беспроигрышна. 
      Гали составляла свой цветник с математической точностью, продуманной до мелочей – высоких, низких, большегрудых, худеньких должно было оказаться поровну – это ясно, но требовалось еще найти хотя бы двух девушек - иностранок с белыми волосами и нежной, прозрачной кожей – за право уединиться с такой девушкой, посетители, не торгуясь, выкладывали огромные суммы.  Владельцы иностранных судов, не брезгующие приторговывать «живым товаром», хорошо знали владелицу «Светящихся ласточек» и ее вкусы.  В принципе, этим людям можно было заказать все, что угодно, однако, привозили не всегда то, что требовалось: товар приходилось проверять собственноручно: такое дело нельзя было поручить больше никому.  К тому же, Гали, как никто другой, могла убедить продавца скинуть цену, умело придираясь к мелочам, - торговаться же в заведении самой Гали было не принято: не то место. 
      Все девушки под руководством Гали становились великолепными танцовщицами – недаром же она круглые сутки мучила их у станка.  Стоит ли говорить, что «светящейся ласточкой» могла сделаться лишь девушка, от природы способная к танцу – здесь хозяйка заведения не ошибалась никогда.  Впрочем, в расчет шли не только гибкость и хорошая выворотность ног.  Форму, размер, цвет «нефритовых врат» Гали оценивала сама, во время первой же встречи с поступающей на работу.  Как правило, для этого достаточно было вставить во «врата» большой рыбий пузырь, смазанный розовым маслом – он должен был войти мягко, свободно, до конца.  Далее будущей танцовщице предлагалось, сильно сдвинув «врата», сжать вставленную емкость – это было второй частью испытания, которая, как правило, решала все: если вынутый пузырь оказывался наполовину сдутым или хотя бы изрядно помятым – девушка принималась на работу.  Если форма пузыря после испытания практически не менялась – Гали отказывала претендентке. 
      Она была внимательна и придирчива до крайности: хорошо помнила – телом помнила, а не умом - тот случай в Чифу, когда новенькая танцовщица не смогла удовлетворить пьяного капитана иностранного судна из-за чересчур маленького размера «врат» - и тот страшно избил красотку, а заодно и Гали.  В большегрудых кандидатках недостатка не наблюдалось – здесь было из чего выбирать.  Девочки же с крошечными розовыми бутончиками грудок пользовались бешеным спросом , но таких подыскать было сложнее всего – нередко приходилось брать на работу малолетних босячек из бедных кварталов Сяньяна (предварительно убедившись, что у них нет близких родственников).  Танцовщицы с крупными бедрами и высоко расположенными «нефритовыми вратами» тоже шли нарасхват, однако нередко приходилось осветлять им волосы – делать рыжеватыми – с помощью китовой желчи: почему-то все девушки с таким строением тела были жгучими брюнетками - странная закономерность.  Гали трудилась в поте лица – девочек необходимо было часто менять. 
      И тот день, когда растрепанный скуластый человек коснулся ее бедра горячей рукой с обгрызенными ногтями – не был исключением…
     .  .  . 
      В тот вечер тоже шел дождь – сезон дождей наступил слишком рано – в каждодневной деловой суматохе Гали не обратила на это внимания, а тут, стоя по обыкновению на нижней палубе, вдруг испытала досаду и непривычную грусть.  И вот она увидела его – этого путника. 
      Он подъехал верхом, и не один, а с каким-то человеком, одетым в точно такой же плащ, - впрочем, Гали с первого взгляда определила, кто из них выше по положению и имеет более тугой карман – в подобных вещах она знала толк.  Она стояла, сложив руки на груди, и смотрела на вновь прибывших, пытаясь определить, что это за люди.  Походные плащи забрызганы грязью – вероятно, офицеры, и, скорее всего, не из бедных: бедным и не приснились бы такие кони.  Обладатель тугого кармана указал рукой на корабль (или на Гали?).  Он что-то негромко бросил своему спутнику, соскочил с коня и тяжелыми, пружинистыми шагами направился к трапу.  Несмотря на худобу незнакомого гостя, доски палубы скрипели под ним – Гали успела бегло удивиться этому.  Незнакомец скинул капюшон широкого плаща, и она увидела его голову – большую, с отросшими вихрами. 
      Тогда Гали брезгливо поморщилась: богатый (она уже поняла, что гость богат) мальчишка, видимо, запамятовал, что пришел в театр танца, а не в «дом девочек», и теперь самое время напомнить ему об этом.  Но она не успела ничего сказать.  Увидев Гали, юноша направился прямо к ней, бесцеремонно погладил ее ногу чуть повыше колена и приказал хриплым, ломающимся голосом:
     - Здравствуй, красотка, принеси-ка нам улуна, да погорячее.  Видишь, мы продрогли, а тут еще дождь… И принялся, встряхивая головой, как собака, отряхивать дождевые капли с волос.  Гали отодвинулась, поджала тонкие губы. 
      - За улуном пожалуйте в чайную, здесь недалеко.  Я улун не держу – у нас тут только состоятельные гости… - ей уже хотелось посильнее разозлить и как можно скорее выпроводить этого нахала. 
      Незнакомец прекратил трясти волосами и удивленно уставился в раздраженное лицо Гали – тут она поняла, что ошиблась: он явно не так молод, как показалось вначале – лет тридцать, а то и все тридцать пять, не меньше.  Вон какие морщины под глазами… Но сами глаза смотрели молодо – такими глазами глядят, наверное, избалованные подростки, когда родители отказывают им в чем-то существенном. 
     - Ну а что у вас тут подают? Ты хозяйка, что ли?
     Гали ответила все еще злым голосом:
     - У нас ничего не подают, у нас наслаждаются искусством – здесь театр танца, а не ножлежка.  И я выгоню вас вон, если будете нарушать порядок… Наши состоятельные гости не то что вы – имеют деньги, чтобы заплатить за стакан вина. 
      Парень неожиданно толкнул в бок своего незаметно подошедшего спутника (Скорее всего, слугу.  Или нет?) и захохотал. ( Спутник - он стоял, завернувшись в плащ - только сдержанно улыбнулся – наверняка, слуга). 
     - Да что ты привязалась со своими гостями? Не укусим мы твоих состоятельных гостей – выпьем чайку и уйдем.  От вина меня всего развезет, а нам еще ехать…
     И швырнул Гали (подумать только!) настоящую золотую монету – Гали, стараясь не выдать волнения, степенно спрятала ее в рукав: она уже поняла - по блику, тускло отброшенному летящей монетой - золото настоящее.  За чашку улуна – такие деньги!
     Что ж, это меняло дело – выпускать из рук молодого прожигателя жизни, не обчистив его хорошенько, было бы непростительной глупостью. 
      Гали сказала как можно спокойнее:
     - Прошу в зал, я сейчас велю подать чаю… И осторожно добавила:
      - Вы могли бы переночевать здесь… Недавно мне привезли из Намвьета потрясающую танцовщицу – скоро ее номер.  А потом… с этого момента Гали старалась говорить задушевным голосом – потом, если захотите, она станцует для вас.  У нас есть отдельные каюты – там никто не потревожит, тихо, уютно…
      Вихрастый перебил ее:
      - Благодарю покорно, дорогая… Черта ли мне в твоих бабах – свои надоели.