Наступало очередное осеннее утро.  Солнце нехотя выплывало из-за горизонта и его яркие лучи с трудом пробивались сквозь дымку утреннего тумана.  Воздух был влажен и над городом стоял запах прелых листьев и коры мокрых деревьев.  Город понемногу пробуждался после ночного сна. 
     Наконец, солнце лениво вышло из-за линии горизонта, и его лучи заглядывали в окна пробуждающегося города. 
     Окно спальни Эмми было задёрнуто плотными, тяжёлыми портьерами, но между двумя половинками портьер оставалась маленькая, едва заметная щёлочка и, сквозь неё робко пробивался одинокий солнечный лучик.  Он так и норовил попасть в лицо спящей молодой женщины.  Эмми инстинктивно закрылась ладонью, натянула на голову одеяло, решив, что вставать ещё не время.  Пролежав под одеялом некоторое время, почувствовав, что ей совершенно нечем дышать, откинула его.  Пробурчав себе под нос недовольство, связанное с тем, что ей приходится вылезать из-под теплого, уютного одеяла – подошла к окну и нервно задернула плотнее портьеру.  Снова легла в кровать, но, увы, заснуть она уже не могла. 
     Лежа на спине, Эмми думала, вставать ей или нет, но так как её сон был уже испорчен – она пошла в душ. 
     В душевой она привычно взглянула на себя в зеркало и то, что она увидела, пришла в ужас.  Из зеркала на неё смотрело измученное, уставшее лицо, под глазами синие круги, на шее синяки, подозрительно похожие на следы от страстных поцелуев. 
     Эмми протёрла глаза, думая, что это приведёт её в чувство, но, увы, всё оставалось по-прежнему. 
     Открыв кран с холодной водой Эмми начала яростно плескать себе в лицо воду, но и это ни чего не изменило.  Видя, что никаких перемен не произошло – решила встать под душ. 
     Сняв пижаму и снова взглянув в зеркало, увидела то, что еще более ввергло её в состояние замешательства и недоумения.  По всему её телу были видны точно такие же синяки, какие были и на шее.  Еще несколько минут постояв перед зеркалом с любопытством изучая эти синие отметины, вдруг, ощутила некий дискомфорт в области груди.  Дотронувшись до неё – убедилась, что действительно болят груди. 
     После всех этих странных и неприятных для себя открытий у Эмми начался нервический озноб.  Ей стало холодно и, чтобы хоть как-то согреться – открыла кран с горячей водой.  Стоя под горячей струёй душа, она, наконец, согрелась и успокоилась.  Покончив с водными процедурами – отдёрнула полиэтиленовую штору и вышла из душевой кабинки.  Сняв с вешалки полотенце – снова взглянула на себя в зеркало.  На запотевшем зеркале крупными буквами было написано: «Я тебя люблю». 
     Эмми не на шутку испугалась, и, оглянулась вокруг себя, словно пыталась обнаружить в квартире того, кто бы мог сделать эту надпись.  Затем она прислушалась, но, посторонние шорохи также отсутствовали. 
     Обернув вокруг тела полотенце, стёрла ладонью надпись и, выбежала из душа. 
     В этот момент она была просто обескуражена, и, нервно ходила из угла в угол. 
     В комнате по-прежнему окна были задёрнуты, но, хотя уже было утро, в ней царил полумрак.  В душе Эмми поселился страх и, чтобы хоть как ни будь успокоиться – подошла к окну и резким движением отдёрнула портьеры. 
     Солнце стояло уже высоко.  От утренней туманной дымки ни осталось и следа.  Дневное светило залило своим ярким светом комнату, неся своими лучами радость и вселяя надежду на лучшую жизнь.  Эмми, наконец, с облегчением вздохнула.  Это облегчение было недолгим, поскольку ноющая боль в груди и вокруг неё напомнила о себе. 
     Бедняжка снова запаниковала.  Она была просто вне себя и попросту понятия не имела, что же с ней всё-таки этой ночью произошло, и чего ей ожидать в ночь, которая наступит после этого прожитого дня. 
     Первое, что пришло в голову – это позвонить бывшему мужу, с которым Эмми была вот уже несколько лет в разводе.  Причина развода была довольно банальной «несовместимость», но после развода она с Арчи оставалась в дружеских, приятельских отношениях.  Каждый жил своей жизнью и не вмешивался в жизнь другого, лишь изредка перезванивались, поздравляя друг друга с днём рождения или просто – узнать, не нужна ли кому помощь. 
     Эмми взяла трубку и набрала номер Арчи.  На этот раз он, почему-то долго не отвечал и, вот, наконец, в трубке сонным и раздражённым голосом ответили:
     - Да, я слушаю.  Чёрт возьми, кто это там, в такую рань? – затем послышались ругательства, проклятия и недовольное ворчание. 
     - Арчи, привет, прости меня, что подняла тебя, это я – Эмми.  Знаю, что у тебя сегодня выходной, знаю, что ты любишь поспать, если сможешь – приезжай ко мне, срочно.  Мне ведь больше не к кому обратиться, ты – единственный, кто мне не сможет отказать и помочь.  Я жду тебя, слышишь, очень жду. 
     Эмми, не дождавшись ответа – бросила трубку. 
     Арчи в недоумении посмотрел на трубку, в надежде ещё что-либо услышать, приложил к уху, но короткие гудки, которые доносились из неё, заставили её положить.  Он ещё раз недовольно выругался, но встревоженный голос Эмми, да ещё и с просьбой о помощи вынудили его задуматься.  Он посмотрел на часы, недовольно поморщился и, начал собираться. 
     Через полтора часа Арчи был уже у двери Эмми, но стучать в неё он не спешил, сначала прислушался, не услышав никаких криков и возни – робко постучал. 
     Дверь открылась почти сразу же.  Вид Эмми был удручающим.  Она была чем-то сильно взволнована и, как раненый зверь нервно металась по комнате. 
     - Что это с тобой? – удивлённо спросил Арчи, - ты что, вчера хватила лишнего?
     - Ты как всегда, в своём репертуаре, у тебя только одно на уме.  Посмотри на меня, - Эмми сняла полотенце, которое до сих пор было на ней и, как можно выше – подняла подбородок. 
     - Ничего себе! Ты что, занялась мазохизмом?
     Эмми снова замоталась в полотенце, и устало упала в кресло, а затем зарыдала. 
     - Господи, Арчи, ну, где могу я быть? Да не была я ни где и никаким мазохизмом не занималась.  Мне просто не с кем.  Я до сих пор одна.  Представляешь, я с этим, - Эмми показала пальцем на синяки, - проснулась.  У меня в доме творится, чёрт знает что.  Если бы ты знал, как у меня всё тело болит.  Арчи, мне страшно.  У меня будет к тебе совершенно пустяковая просьба, если тебя не затруднит, и, если я тебе не совсем безразлична, умоляю, останься у меня, хотя бы, несколько дней. 
      Бывший муж совершенно не ожидал такого поворота событий, но был весьма польщён, и этот визит был для него сейчас как нельзя к стати.