-Стрёмное дело, ох стрёмное, - покачал опухшей мордой Берёза, - даже и не знаю, кого на него подписать, да и подпишутся ли…
     
     Они сидели на лавочке в одной из дальних аллей парка им.  XXI Съезда Партии рядом с неимоверно загаженной лужей, гордо именующейся почему-то озером.  Место было надёжное и неоднократно проверенное.  Не в силу своей уединенности, отнюдь, народа вокруг хватало, но народа тоже специфического.  Работяги с ближайшего завода, какие-то малолетки с приблатнённой внешностью и повадками, а на деле – хомячки хомячками, несколько, пьяненьких уже, тёток очень среднего сексуального возраста и прочий подобный контингент.  «Лужа» давно считалась местом практически безопасным: вроде бы и народ вокруг, но никто тебя не замечает и в дела твои не лезет, у всех своя компания.  Просто бухают люди после рабочего дня, отдыхают, эка невидаль. 
     
     Вечером, оно, конечно, другое дело.  Всякое случалось.  И на бабки выставить могли кого-нибудь, и трахнуть без обоюдного согласия, бывало, даже трупы находили поутру.  Но это – редко.  Мусора, конечно, парк патрулировали, не без того, но, если явного криминала не было, на рожон старались не лезть.  Ну, отдыхают люди, не всем же по дорогим кабакам зависать? Менты и сами не гнушались иногда на этих же лавочках вокруг Лужи посидеть, и не только во внеслужебное время. 
     
     А вообще парк был хороший.  Про него даже как-то в областной газете писали.  Типа, «маленький островок постсоциализма в диком мире чистогана».  Газета, конечно, «красная» была, но тут уж – на какую денег хватило.  И действительно: высаженные лет сорок с лишним назад по линеечке аллеи, многоярусный фонтан, аккуратно подстриженные кусты и даже недорогая площадка с детскими аттракционами.  Этакий оазис почти, что в центре серого, заплёванного и задымлённого фабричного района.  Правда, была в «оазисе» Лужа, так ведь нет в мире совершенства. 
     
     И на Берёзу с Бутыкиным внимания никто не обращал.  Точнее, не акцентировал.  Нет, конечно, заметили, конечно, узнали – и чего? Мало ли какие дела у двух не самых последних в городе людей? Они тебя трогают? Ну вот и ты их не трогай.  Натренированным глазом Бутыкин, правда, заметил, как один из малолеток попытался направиться к ним с початой бутылкой водки, – не иначе: уважение оказать, - но его же дружки и завернули: «Типа, не мешай людям разговоры разговаривать – надо будет, сами позовут».  Нет, не совсем ещё молодёжь понятия потеряла, зря её ругают. 
     
     - Не нравится мне всё это, - в очередной раз скривил морду Берёза, - ох не нравится…
     
     «Ах, ты ж, пенёк обоссанный, - ругнулся про себя Бутыкин, - ещё цену мне тут набивать будешь…»
     
     Берёза, меж тем, снова схватился за бутылку марочного коньяка, раскрутил её по часовой и воткнул в окружённую давно небритой щетиной пасть.  Сделав пару глотков, он довольно зажмурился и на время впал в прострацию. 
     
     «Урод, - снова подумал Бутыкин, - и на кой я ему коня купил? Арзамасской бы горилкой обошёлся, клоун». 
     
     Не то, что б Бутыкину было жалко денег.  Он вообще редко когда о чём-то жалел, тем более о бабках, которые давно уже утратили для него то магическое притяжение, которое имели во времена бурной молодости.  Другое дело, что опухшая морда Берёзы, с его железными зубами, желтоватыми белками глаз (гепатит, к бабке не ходи), отвислым пористым шнобелем и редкой растительностью в районе темени вызывали в нём интуитивное отвращение.  Плюс, конечно, застарелый запах мочи и пота и древнее тряпьё, намотанное на собеседника.  Денег ему не хватает, да? Нищий такой бомжара? Ага, ещё чего кому расскажи…
     
     Нет, равняться с Бутыкиным по деньгам Берёза, конечно не мог.  Не того поля ягода.  С Бутыкиным в родном Петрове по доходу могло сравниться только человека три-четыре, да и то только «сравняться», но уж никак не переплюнуть.  Да и во всей области таких нашлось бы десятка полтора-два не больше.  Нет, были и более крутые, и более удачливые, но Бутыкин не жаловался – ему хватало. 
     
     Начиналось, конечно, всё как обычно: старенький видеомагнитофон «Электроника», арендованное за копейки полуподвальное помещение в заводском клубе, три десятка табуретов и Брюс Ли, Чак Норрис, а также Сильвия Кристель в главных ролях.  По рубчику с носа и запретный таинственный мир Голливуда к вашим услугам.  Многие так начинали, даже некоторые из тех, что сейчас по Кремлям да Думам сидят.  Но это официально, т. е.  то, с чего налоги платим.  А вот с «варёнок» всяких из отечественных «Техасов», лоскутных турецких кожаных курток и прочей фигни, типа магнитофонов «Панасаунд», сделанных в Китае, купленных в Польше и проданных в родных пенатах, налогов как-то удавалось избежать.  Нет, за место на рынке платить приходилось, да и братве отстёгивать поначалу.  Но это мелочи: Налоговая больше бы слупила. 
     
     Многие на этом уровне и остались: видеосалоны, палатки на рынках, ночные ларьки… Но Бутыкин вовремя понял, что это тупик.  Нет, на жизнь хватит, конечно, но так и будешь с таким бизнесом с хлеба на воду перебиваться, весь в мыле и постоянном страхе, что постучат в дверь суровые дяди в серых костюмах, да и поинтересуются: «А скажите-ка, гражданин хороший, откуда…?». 
     
     Слава Богу, Петров, город пусть и маленький, но фабричный.  На девяносто тысяч населения, считая детей, пенсионеров и душевнобольных, десяток с лишним заводов.  Да, многие закрылись, в связи с конверсией или ещё какими-то неприятностями: «кризис неплатежей» и т. п.  Но самые мощные остались.  Но оказались вынуждены жить по законам рынка, т. е.  искать покупателей.  Это раньше Госплан распределял что кому и куда, а теперь, извольте, капитализм показал свои железные зубы.  И хоть те же отвёртки или гаечные ключи нужны всегда и везде, попробуй, найди того, кто у тебя их купит не две штуки, а два вагона? Особенно, если директор завода директором-то стал в качестве наказания – из вторых секретарей Райкома попёрли, в своё время,- главный инженер кроме производства ничего не знает и живёт до сих пор в двухкомнатной «хрущёвке», а Отдел Сбыта о сбыте, как таковом имеет самое поверхностное представление: раньше разнарядка приходила из Области – и делов. 
     
     А тут – Вадик Бутыкин.  Ну вот, завелись у него какие-никакие связи за время полуподпольного бизнеса, друзья кое-какие нарисовались, кое-какие входы-выходы.  И сам он из местных: все его знают и родителей его, т. е.  верят ему больше, чем пришлым всяким.  А отчего же не помочь, добрым-то людям за долю малую? И помогал.  И все довольны были: и руководства заводские, и клиенты и сам Бутыкин. 
     
     Курочка, как говорится, по зёрнышку клюёт, а яйцо-то вон какое большое получается.  Так и Вадик: клевал-клевал, да и наклевал себе на яичко.  Да не простое, а золотое.  И как-то так незаметно, само собой, оказалось, что никакие серьёзные дела в городе без Вадика не решаются, и всё на нём сходится.  И он, если вдруг очень захочет, может любой завод с потрохами купить, или, если обозлиться сильно, просто лицо от него отвернуть: сами выплывайте.