Они были страстны и искренни, они хотели, чтобы Тиш наслаждался. 
     Он наслаждался.  Это длилось мгновение, до тех пор, пока Тихоня не понял, что захватчики его тела никогда не были живы, потому смерть кажется им просто новым переживанием, заслуживающим внимания.  Его смерть поможет сетевым призракам больше узнать об особенностях их врагов. 
     Вокруг были тьма и удушье.  Сожаления вертелись в голове Тихони.  Безнадежность пульсировала где-то в области сердца. 
     Вдруг он замер, перестал двигаться.  Это стоило мальчику невообразимого труда.  Но он превозмог все и застыл, прикидываясь мертвым.  Конечно, ничего не вышло, сердцебиение и очень заметное возбуждение выдавали его, но Тиш надеялся, что Глеб чуть ослабит хватку. 
     Мальчик старался не думать о смерти, о преисподней, которую ощутил всем телом, находясь внутри котла.  Вместо этого он размышлял о том, что всегда отличался завидной силой воли, этого у него не отнять.  Похоже, он родился таким: волевым, но лишенным каких-либо моральных устоев.  Тихоня точно не знал, рождается человек с моралью или ее надо воспитывать, но сам он и родился без нее, и воспитание обошло его стороной. 
     Сейчас Тиш преспокойно позволил бы маньяку сделать с ним все, что угодно, только бы Тот отвлекся на мгновение, только бы отнял подушку от его лица.  Феромоны, идущие от Телефонной Книги Призраков, предельно возбуждали Тиша и живущих в нем паразитов душ.  Он готов был чем угодно заплатить за жизнь, даже болью.  Если бы Глеб оказался садистом, Тихоня позволил бы ему избивать и насиловать себя, лишь бы враг зазевался.  Тишу уже даже хотелось этого, сладострастные паразиты одаривали его самыми невообразимыми мечтами. 
     Не тут то было! Ему попался не тот маньяк.  Глеба интересовало только отращивание своих конечностей, а Тишь оказался всего лишь мелкой помехой и досадной ошибкой.  В нем не было Магистериума, единственное, что имелось в Тихоне ценного – духи, но вчера он, как последний дурак, дал Глебу понять, что не намерен делиться с ним информацией. 
     Но это было не важно.  Потусторонние друзья и подружки дарили Тишу мучительное счастье прямо сейчас.  Удушье снова сделало свое дело, как и тогда, в котле.  Астральный аналог гематоэнцефалического барьера стал проницаем, и паразиты вторглись в сознание мальчика, захватили власть над его нервной системой и физиологическими функциями. 
     Они касались его изнутри, но эти прикосновения проецировались на поверхность кожи.  Губы Тиша горели от поцелуев, идущих из глубины его существа.  Невидимые демоны сладострастно обсасывали напряженные нервные окончания.  Он стонал в прижатую к лицу подушку.  Сознание Тиша не помутилось, просто теперь оно было направлено внутрь.  Он уже ни о чем не жалел.  В конце концов, финал его короткой жизни был окрашен не болью, а совсем даже наоборот. 
     Легкие, конечно, пылали и разрывались, но от этого все чувства только обострились.  Инкубы и суккубы ласкали его обнаженные нервы, и делали это с неописуемым мастерством.  Пальцы Тихони судорожно сжали края подушки в тот момент, когда усилия маленьких грешных паразитов увенчались успехом.  Удушье и их адские эксперименты вызвали невозможный, ни с чем не сравнимый оргазм. 
     Сознание Тиша рассредоточилось, паразиты возвращались в свои секретные электрические убежища, недоступные мыслям и чувствам носителя.  Теперь Тиш точно не знал, шевелится или нет.  Несколько секунд он не контролировал свое тело.  Единственное, что Тихоня ощущал – подушка, отчаянно прижатая к его лицу.  Сквозь нее давил протез Глеба, это было жутко и глубоко омерзительно. 
     И вдруг мальчик почувствовал, как изнутри, из тайных закоулков его сложно организованной сущности, накатила волна нежности.  Нежность была какой-то звериной, она не имела ничего общего с прекрасным и высоким чувством, о каком пишут в хороших книгах.  Подобную нежность испытывает, должно быть, самка животного к своему детенышу.  Потусторонняя мать, порочная и безумная, вылизывала Тиша изнутри своим шершавым неживым язычком. 
     Он расслабился.  Казалось, смерть приняла его настолько ласково, насколько могла.  Тиш ведь никогда не испытывал к своей родной матери никаких особенных чувств, потому сейчас получал даже больше того, на что мог рассчитывать. 
     Маленький, грязный, злокозненный мальчишка засыпал, словно Маугли, убаюканный волчицей-людоедом. 
     Но сон длился всего мгновение. 
     Тихоню разбудил звонок. 
     Долгий-долгий, непрерывный и отчаянный телефонный звонок. 
     И Глеб вдруг отнял подушку от лица жертвы. 
     Да! Тиш не шевелился все это время.  Потусторонняя мать подарила ему жизнь. 
     И теперь мальчик лежал неподвижно и тихо, глядя в закопченный потолок, и его лицо застыло в выражении вечного блаженства.  Это выглядело совершенно естественно, поскольку, по ощущениям Глеба, омерзительный, противоестественный оргазм жертвы плавно и неумолимо перешел в смерть. 
     Маньяк смотрел на Тиша со смесью облегчения и брезгливости.  Похоже, Глебу казалось, что он впервые в жизни совершил хороший поступок, избавив мир от малолетнего пакостника и извращенца.  Он думал, будто исправил оплошность, которую допустил, впуская мальчишку сюда. 
     Зря!
     Звонок звенел в голове Тихони, вызывая его в зону действия чего-то не свойственного миру живых.  Это был долгий и далекий звонок, но он приближался.  Звук становился все громче и отчетливее. 
     Это был сигнал. 
     Это было соединение. 
     Тиш молниеносно ухватил Глеба обеими руками за протез.  Поскольку лицо мальчика нисколько не изменилось, а металлическая рука Глеба, конечно, ничего не чувствовала, он не успел среагировать на такое неожиданное воскрешение.  Тиш изогнулся и обеими ногами ударил врага в живот.