А в качестве жеста доброй воли он сделал щедрое пожертвование в пользу благотворительной организации «Фонд защиты прав детей и женщин». 
     
     
     Вдыхая пряный аромат увядающей листвы, Джонни бежал по шуршащему под ногами ковру и в мыслях строил грандиозные планы на будущее.  Спустившись с пригорка, где дорожка проходила рядом с прудом, парень вдруг услышал (или ему показалось) отдалённый плачь младенца.  Уже темнело.  «Ребёнок в лесу?» – подумал Джонни.  Он перешёл на шаг и, приблизившись к самой воде, остановился, восстанавливая дыхание и прислушиваясь.  В такое позднее время в парке людей бывает мало, а тем более прогуливающихся с грудными детьми.  Этот едва различимый плач словно витал над поверхностью водной глади, то немного затихая, то усиливаясь вновь. 
     Всмотревшись в окрестности пруда, Джонни заметил сгорбившуюся старуху, облачённую во всё чёрное и опиравшуюся на клюку.  Она шла с боковой стороны пруда, от высокого обрыва, над которым растворялись в вечерней полутьме мрачные кладбищенские кресты.  Когда старуха подошла к парню ближе, он увидел, что половина лица её и руки были плотно обтянуты чёрной атласной тканью.  Сначала Джонни охватил панический страх.  Он в ужасе втянул голову в плечи, и казалось, огромный ком встал у него в горле.  Если бы в тот момент ему кто-то сказал: «Крикни Джонни! Ну, крикни!» – он наверняка бы не смог выдавить из себя ни звука.  Старуха заговорила, и, услышав человеческую речь, парень немного успокоился.  Приближаясь к нему, бабка не переставала твердить: «Помоги, сынок! Помоги! Это там.  Там», – тыкала она своей корявой палкой в сторону, откуда только что появилась и откуда, как теперь понял Джонни, и доносился этот неутихающий детский плач. 
     Парень поспешил в том направлении, куда указывала старуха.  «Дурак! Какой же я дурак!!!» – не переставал твердить он сам себе, но всё равно шел, словно какая-то сила или бесшабашное любопытство мешали ему повернуться и задать отчаянного стрекача. 
     Парень подошел к подножью крутого холма и остановился.  Оглядевшись, он понял, что стоит перед входом в подземелье.  Валявшиеся под ногами крупные земляные комья и обрушенный склон холма говорили о том, что ничего подобного здесь раньше не было.  По всей видимости, недавно в этом месте случился оползень, который оголил каменную кладку и обнажил вход в тёмный коридор.  На миг оглянувшись, парень заметил, что всё это время старуха, словно чёрная тень, осторожно следовала за ним. 
     Присмотревшись, Джонни увидел в глубине тоннеля слабый свет.  Даже не свет, а скорее зеленоватое свечение.  Детский плач теперь слышался совершенно отчётливо, и стало понятно, что исходил он именно оттуда – изнутри подземелья.  Парень вошел и стал медленно продвигаться вглубь тоннеля.  Вдруг ему представилась неприятная картина.  Посреди небольшого каменного зала стоял невысокий постамент, высеченный из белого мрамора.  На нём лежал грудной ребенок, безустанно теребивший руками и ногами серую тряпку, и какая-то странная женщина, одетая в синий облезлый балахон, никак не могла запеленать капризное дитя.  Малыш нервничал и не поддавался улюлюкиваниям толпившихся вокруг него тёмных фигур.  Парень был уверен, что попал на сборище какой-то секты и вот-вот начнётся ритуал жертвоприношения.  Подойдя ближе к постаменту, протиснувшись между загадочными зрителями, Джонни с ужасом обнаружил, что это вовсе и не ребёнок, а полуистлевший труп младенца с переломанными костями и отсутствующей нижней челюстью. 
     Больше всего парня удивляло то, что его самого никто не замечал, будто он стал невидимым! Джонни оторвал взгляд от уродца и, уставившись на склонившуюся над ним женщину, ужаснулся.  Он узнал её.  Он узнал бы её из тысячи.  Эта худая стать, укороченная нога, но главное – выдающиеся скулы и азиатский разрез глаз.  Да, без сомнений, это она.  Та женщина, забравшаяся на крышу с ребёнком на руках.  Парень принялся разглядывать толпу вокруг себя.  Рядом с ним стоял усопший здоровяк, которого он придушил подушкой.  Только теперь он был разложившимся трупом.  С его серых костей свисали ошмётки полуистлевшей плоти, видневшиеся сквозь лохмотья сгнившего похоронного костюма.  Зомби, поблёскивая золотым зубом, искоса поглядывал на парня пустыми глазницами.  По этому зубу Джонни и узнал старого развратника. 
     В голову стали закрадываться странные догадки.  Здоровяк.  Женщина с младенцем.  Старуха с клюкой – как же он сразу не узнал её! Конечно! Это была она.  Одинокая бабка – его первая жертва.  А эти разложившиеся трупы, запах которых вызывал тошноту и омерзение, – это же те самые люди, которых Джонни когда-то обманул и погубил.  В каждой тени парень обязательно находил что-то знакомое, узнаваемое. 
     Внезапно в толпе возникло движение, и старая карга, протиснувшись между ожившими трупами, подобралась к женщине, которая всё же ухитрилась скрутить полуистлевшей пелёнкой беспокойные ноги своего ужасного чада.  Бабка что-то долго нашёптывала наклонившемуся к ней черепу, потом заговорщически кивнула головой, отошла в сторону и замерла.  Ребёнок вдруг затих.  Пеленавшая его женщина резко подняла голову, с которой отскочил пучок слипшихся волос, и, уставившись на парня, произнесла: «Здравствуй, Джонни… Как твои дела, парниша? – она злобно щёлкнула зубами.  – Мы давно тебя здесь ждём!»
     Пытаясь ретироваться, парень отступил назад и, сделав несколько шагов, бросился наутёк.  Стоявший рядом с ним здоровяк каким-то образом оказался у выхода из погребального зала и, расставив в стороны костлявые руки, перекрыл единственный путь к отступлению. 
     - Куда же ты, Джонни? Это хорошая квартирка, Джонни.  Мы всё подбирали её для тебя, – прошепелявила старуха. 
     -Тебе здесь будет хорошо. 
     - Хорошо…
     -Хорошо, – заблеяли исковерканные голоса зловонной толпы. 
     - На, Джонни, выпей, – размахивая грязной глиняной кружкой, пробормотала женщина, отходя от младенца.  – Это прекрасная отрава, Джонни… Это лучшая отрава… Я сама приготовила её для тебя. 
     Она протянула трясущуюся руку с невзрачной посудиной, в которой плескалась вонючая жидкость, и поднесла ее к зажатому рту загнанной в угол жертвы. 
     - Открой рот, приятель.  Это пойло не хуже мышьяка, – пробасил здоровяк, схватив парня со спины.  Затем, прижав его беспомощные руки-плети, он задрал сопротивляющуюся голову.  – Ну, открывай же свою пасть, свинья.