Перчатка
Повести - Мистика
Сомнений быть не могло. Человек, осторожно ступая по вздыбившемуся от частых протечек паркету, направился в прихожую. Там он положил на табурет пачки зелёных купюр и протянул дрожащую руку с закостеневшими, словно у мертвеца, пальцами к спасительному телефону.
- Ты не сделаешь этого! Не сделаешь… ведь правда? – раздался голос у него над ухом. Художник вздрогнул. Он на мгновение оторопел, и трусливая фраза сорвалась с его пересохших губ.
- Да. . . Ты права, – прошептал он, безвольно опустив руку. В его сознании замелькали кадры репортажа и изуродованные трупы инкассаторов, застывшие в нелепых позах. – Я не сделаю этого.
- Ну вот и хорошо, милый! А сейчас иди установи мольберт и подготовь всё необходимое. Пора работать, дорогой! Пора работать!
Человек стоял перед чистым холстом с колонковой кистью в руке, намереваясь сделать первый мазок. Он ещё не знал, что собирается писать, и оттого прибывал в нерешительности. В его покрасневших глазах блестели слёзы.
- Почему ты стоишь? – спросила перчатка. – В чём дело?
- Я не знаю с чего начать, – художник поднёс кисть к холсту и снова убрал руку.
- Смелее! Попробуй! Просто прикоснись к нему.
Невольник попытался снова. На этот раз он дотронулся до холста и… о боже! Произошло чудо! Колонок словно ожил. Он плавно скользнул вверх, затем, описав окружность, принялся беспорядочно сновать по холсту, словно неугомонная каретка принтера, временами припадая к палитре. Рука человека, казалось, срослась с кистью и двигалась за ней, точно нитка за иголкой. Мужчина опешил. Не понимая, что происходит, он отрешённо наблюдал за процессом создания картины, словно посторонний. Будто не его рука писала на холсте, а работал кто-то другой – гениальный творец! И когда шедевр был закончен, художник со злостью зашвырнул отпустившую его кисть в дальний угол комнаты.
- Что с тобой? – перчатка нырнула вниз и подобрала брошенный предмет. – Я не пойму, что опять не так?
- Это не моя работа, – сказал мужчина, глядя на картину. – Я хочу создавать свои произведения сам и не желаю, чтобы дьявол творил их моей рукой. – Ясно?
- Конечно, ясно, мой милый. Только ты ошибаешься, если думаешь, что кто-то создал это за тебя, – перчатка положила поднятую кисть рядом с палитрой, затем включила свет и, приблизившись вплотную к картине, замерла. – Это, действительно, нéчто! У тебя потрясающий почерк.
- Ты издеваешься?
- Нет, нет, я и не думала! Пойми одно. Всё, что ты сейчас создал, на самом деле находилось глубоко внутри тебя. Это твои мечты, надежды, желания. Я лишь посодействовала тебе, высвободив их из прочных сетей стереотипов, комплексов, робости, а колдовство помогло освоить наилучшие техники письма. В дальнейшем ты будешь создавать всё сам. П-о-л-н-о-с-т-ь-ю!
Внимательнее присмотревшись к «своему» творению, художник вдруг обнаружил что-то до боли знакомое, выстраданное. Да, да! Сюжет и образы, отражённые на полотне, стремительно всплыли на поверхность помутневшей с годами памяти. Его мысли неожиданно отделились от происходящего в комнате и умчались далеко-далеко, по нисходящей спирали воспоминаний, к забытым, но еще не разрушенным замкам и дворцам юношеских грёз и наивных желаний. Там он снова, на миг, обрёл покой и умиротворение.
Вернувшись в реальность, человек словно преобразился. В глазах вспыхнул азартный блеск, лицо просветлело, и он произнёс: – Ты права… это всё моё… только моё! Мне хотелось написать эту картину ещё тогда – в пору молодости и творческой эйфории. Но не хватало смелости, а главное – мастерства. Я всё откладывал на потом. Но это «потом» так и не наступило. Моя душа очерствела. Ощущения мира потускнели. В итоге я стал тем, кто я есть. Но теперь я воскрес. Я чувствую в себе столько творческих сил, что их хватит на десятки… нет! сотни подобных картин! Я буду работать! Решено… я буду…
Два года художник трудился не покладая рук. Он сотворил множество шедевров. Его картины стали сравнимы с лучшими творениями Ван Гога и Тициана, а в чем-то даже превосходили их. Ни одна из крупнейших художественных выставок мира не обходилась без его полотен. Человек стал немыслимо богат. Гениальные картины мгновенно раскупались на престижных аукционах «Сотбис» и «Кристи», оседая в частных коллекциях. Утлая квартирка в рассыпающемся от времени доме сменилась на просторное двухуровневое жилище недалеко от центра города. Оно было оснащено большой мастерской и просторным балконом на самом верху современного небоскреба, с высоты которого открывался ошеломляющий вид на неустанно пульсирующее сердце гигантского мегаполиса.
Художник стал настолько знаменит, что любой представитель богемного общества почитал за честь иметь мастера кисти и кудесника палитры в тщеславном списке своих знакомых.
Однажды на одной из званых вечеринок, в полутёмном зале уютного ресторанчика, художник отдыхал от творческих трудов. Он сидел у стойки бара, гоняя соломинкой прозрачные кубики льда по дну хрустального бокала с остатками коктейля, отрешённо уставившись в пустоту. Наверное, в его голове зарождались образы новых творений, а может, человек думал о чем-то другом, совершенно постороннем. Кто знает?!
Небольшая группа музыкантов в белых смокингах расположилась в глубине маленькой эстрады. Звучала ненавязчивая музыка. В широком окне, за тюлевой вуалью, утопая в неоновых красках наружной рекламы, кружились первые лепестки зарождающегося снегопада.
Вдруг будто молния с небес встряхнула сознание захмелевшего мужчины. Он вздрогнул и мигом протрезвел. Его испугал голос. Знакомый голос! Он различил бы его из миллиона похожих голосов. Эти тембр и благозвучность были уникальны.
- Ты не сделаешь этого! Не сделаешь… ведь правда? – раздался голос у него над ухом. Художник вздрогнул. Он на мгновение оторопел, и трусливая фраза сорвалась с его пересохших губ.
- Да. . . Ты права, – прошептал он, безвольно опустив руку. В его сознании замелькали кадры репортажа и изуродованные трупы инкассаторов, застывшие в нелепых позах. – Я не сделаю этого.
- Ну вот и хорошо, милый! А сейчас иди установи мольберт и подготовь всё необходимое. Пора работать, дорогой! Пора работать!
Человек стоял перед чистым холстом с колонковой кистью в руке, намереваясь сделать первый мазок. Он ещё не знал, что собирается писать, и оттого прибывал в нерешительности. В его покрасневших глазах блестели слёзы.
- Почему ты стоишь? – спросила перчатка. – В чём дело?
- Я не знаю с чего начать, – художник поднёс кисть к холсту и снова убрал руку.
- Смелее! Попробуй! Просто прикоснись к нему.
Невольник попытался снова. На этот раз он дотронулся до холста и… о боже! Произошло чудо! Колонок словно ожил. Он плавно скользнул вверх, затем, описав окружность, принялся беспорядочно сновать по холсту, словно неугомонная каретка принтера, временами припадая к палитре. Рука человека, казалось, срослась с кистью и двигалась за ней, точно нитка за иголкой. Мужчина опешил. Не понимая, что происходит, он отрешённо наблюдал за процессом создания картины, словно посторонний. Будто не его рука писала на холсте, а работал кто-то другой – гениальный творец! И когда шедевр был закончен, художник со злостью зашвырнул отпустившую его кисть в дальний угол комнаты.
- Что с тобой? – перчатка нырнула вниз и подобрала брошенный предмет. – Я не пойму, что опять не так?
- Это не моя работа, – сказал мужчина, глядя на картину. – Я хочу создавать свои произведения сам и не желаю, чтобы дьявол творил их моей рукой. – Ясно?
- Конечно, ясно, мой милый. Только ты ошибаешься, если думаешь, что кто-то создал это за тебя, – перчатка положила поднятую кисть рядом с палитрой, затем включила свет и, приблизившись вплотную к картине, замерла. – Это, действительно, нéчто! У тебя потрясающий почерк.
- Ты издеваешься?
- Нет, нет, я и не думала! Пойми одно. Всё, что ты сейчас создал, на самом деле находилось глубоко внутри тебя. Это твои мечты, надежды, желания. Я лишь посодействовала тебе, высвободив их из прочных сетей стереотипов, комплексов, робости, а колдовство помогло освоить наилучшие техники письма. В дальнейшем ты будешь создавать всё сам. П-о-л-н-о-с-т-ь-ю!
Внимательнее присмотревшись к «своему» творению, художник вдруг обнаружил что-то до боли знакомое, выстраданное. Да, да! Сюжет и образы, отражённые на полотне, стремительно всплыли на поверхность помутневшей с годами памяти. Его мысли неожиданно отделились от происходящего в комнате и умчались далеко-далеко, по нисходящей спирали воспоминаний, к забытым, но еще не разрушенным замкам и дворцам юношеских грёз и наивных желаний. Там он снова, на миг, обрёл покой и умиротворение.
Вернувшись в реальность, человек словно преобразился. В глазах вспыхнул азартный блеск, лицо просветлело, и он произнёс: – Ты права… это всё моё… только моё! Мне хотелось написать эту картину ещё тогда – в пору молодости и творческой эйфории. Но не хватало смелости, а главное – мастерства. Я всё откладывал на потом. Но это «потом» так и не наступило. Моя душа очерствела. Ощущения мира потускнели. В итоге я стал тем, кто я есть. Но теперь я воскрес. Я чувствую в себе столько творческих сил, что их хватит на десятки… нет! сотни подобных картин! Я буду работать! Решено… я буду…
Два года художник трудился не покладая рук. Он сотворил множество шедевров. Его картины стали сравнимы с лучшими творениями Ван Гога и Тициана, а в чем-то даже превосходили их. Ни одна из крупнейших художественных выставок мира не обходилась без его полотен. Человек стал немыслимо богат. Гениальные картины мгновенно раскупались на престижных аукционах «Сотбис» и «Кристи», оседая в частных коллекциях. Утлая квартирка в рассыпающемся от времени доме сменилась на просторное двухуровневое жилище недалеко от центра города. Оно было оснащено большой мастерской и просторным балконом на самом верху современного небоскреба, с высоты которого открывался ошеломляющий вид на неустанно пульсирующее сердце гигантского мегаполиса.
Художник стал настолько знаменит, что любой представитель богемного общества почитал за честь иметь мастера кисти и кудесника палитры в тщеславном списке своих знакомых.
Однажды на одной из званых вечеринок, в полутёмном зале уютного ресторанчика, художник отдыхал от творческих трудов. Он сидел у стойки бара, гоняя соломинкой прозрачные кубики льда по дну хрустального бокала с остатками коктейля, отрешённо уставившись в пустоту. Наверное, в его голове зарождались образы новых творений, а может, человек думал о чем-то другом, совершенно постороннем. Кто знает?!
Небольшая группа музыкантов в белых смокингах расположилась в глубине маленькой эстрады. Звучала ненавязчивая музыка. В широком окне, за тюлевой вуалью, утопая в неоновых красках наружной рекламы, кружились первые лепестки зарождающегося снегопада.
Вдруг будто молния с небес встряхнула сознание захмелевшего мужчины. Он вздрогнул и мигом протрезвел. Его испугал голос. Знакомый голос! Он различил бы его из миллиона похожих голосов. Эти тембр и благозвучность были уникальны.
24.07.2008
Количество читателей: 32873