Он согласен со всем на свете, только бы не смотреть на эти ужасные, неестественно длинные пальцы с острыми когтями. 
      - Я говорю о том, - продолжает гость, игнорируя тот факт, что Глеб выглядит как человек, находящийся в предобморочном состоянии.  – Что вы мало походите на заинтересованного человека, а, стало быть, сможете значительно занизить цену…товара. 
     - Да, но если это произведение искусства, неужели владельцу не будет известна его реальная цена? – спрашивает Глеб, в характере которого дотошность всегда играла не последнюю роль. 
      - Ну почему же, некоторые догадываются.  Но не все.  Далеко не все.  Знаете, иногда легче считать подлинник, подделкой, нежели наоборот… Знаете.  Это одна из причин, по которой я сейчас здесь, перед вами. 
     Он слегка тянет от себя воротник, так, словно ему вдруг стало душно и Глеб может поклясться что видел, как оттуда скользнула струйка дыма. . . и растворилась в воздухе у его уха.  «Какие там к чертям собачьим произведения искусства.  Кажется, я знаю, чего он хочет.  Это прозвучит абсурдно и нереально.  Но в тоже время не более нереально, чем-то, что передо мной сейчас сидит дымящийся человек.  А что если…» - мысли мечутся в мозгу Глеба, натыкаясь друг на друга.  Однако ему все же удается ухватить одну, спасительную.  Выгода.  Он концентрирует на ней все свое внимание. 
     Да, мне он тоже не нравится.  Но возможно то, что Глеб попросит у этого человека, человеком, как мы поняли, вовсе не являющегося, изменить ваше к нему отношение.  Возможно, что и нет. 
     - Вас видимо интересует, что вы получите взамен? – Спрашивает Анатолий (о, какое странное совпадение).  – Я вам скажу.  Взамен вы получите все. 
     Глеб не намерен переспрашивать.  Для себя он уже уяснил, что если этот человек говорит «все», то он, скорее всего, имеет в виду «ВСЕ».  А даже если под этим подразумевается «почти все», то это уже немало.  Более того – он даже знает, что попросит в первую очередь. 
     Знает, но не решается. 
     - Вы получите ее, обратно. 
     -Г. . гарантии? – голос Глеба предательски дрожит, но ему на это плевать.  Он рад, что вообще смог произнести это слово. 
     - Гарантии? – Губы Анатолия растягиваются в улыбке, обнажая зубы.  Ослепительно белые («голливудская улыбка» - как сказала бы его покойная жена, погибшая в жуткой автокатастрофе и которой ему так не хватает) и неестественно острые. 
     «Бабушка, бабушка, – ошалело думает Глеб.  – Почему у тебя такие большие зубы?. .  Разве он был таким, когда переступил порог моего кабинета? И как можно было не обратить на это внимания?»
     - Гарантии? – повторяет нечто, сидящее в кресле напротив.  – А вам не кажется, что предложение слишком заманчиво, чтобы быть подкрепленным какими либо гарантиями?
     -Да…то есть, конечно.  Когда приступать?
     Анатолий называет известное нам время и место.  После уходит.  Вопреки всем опасениям Глеба - просто уходит через двери.  Оставляя по себе лишь едва различимый запах горелых спичек, да слегка обуглившееся кресло в местах, где его спина и пятая точка соприкасались с ним. 
     Говорите, уже час четырнадцать? Господи, вы часом не родственник нашему Глебу? Ладно. 
     … И вот мы стоим тут, рядом с Глебом, у конца тропинки.  Имеем удовольствие наблюдать за тем, как он, то замирает, по-гусиному вытягивая шею, то переминается с ноги на ногу, будто пританцовывая.  Ритуальный танец напоминает, не правда ли?
     Он не ошибся, дождя не предвидится – на небе ни облачка.  Это дает возможность луне осветить мизансцену, где произойдут дальнейшие события. 
     Вот туман.  Чувствуете, как от него веет холодом? Лес, затаившийся и ожидающий. 
     Глеб напрягает глаза, стараясь рассмотреть долгожданную фигуру.  У него нет оснований полагать, что он получит аванс – и все же…
     Он больше не думает о том, что стало с людьми с тропинки.  Он не видит движения уголками глаз. 
     Возможно, при других обстоятельствах, он выглядел бы комично, хоть картину пиши: «Замершее ожидание».  Но обстоятельства нам известны. 
     Да, я тоже вижу движение в тумане.  Хотя больше похоже на то, что это туман пришел в движение.  Кажется ,сие обстоятельство не укрылось и от Глеба.  Видите, как он отпрянул на шаг?
     Глеб не верил в Бога.  То есть, он подозревал - возможно, существует некий высший разум, но сомневался, что тому есть дело до простых смертных.  Молитва, по его разумению, была не чем иным, как техникой сознательного самообмана.  Управляемая глупость Карлоса Кастанеды – если желаете.  Нет, почему, она могла помочь в некоторых ситуациях.  Это поймут те, кто хоть раз молился, чтоб добежать до дома, не обделавшись. 
     Именно поэтому он не стал молиться, когда из тумана, к нему навстречу медленно поплыл силуэт, который бы он узнал при любых обстоятельствах.