Это ощущение оказалось удивительно (НЕТ!!!) знакомым.  Совсем как когда-то, в детстве, когда старшая сестра запирала его в темной кладовке, а сама уходила с дружками, бывало что и на всю ночь.  А он, сорвав голос, умоляя выпустить его, сжимался калачиком, пытаясь представить себя, частью этой темноты.  Но менее страшно от этого не становилось.  Говорят, можно привыкнуть ко всему, так вот - это ложь.  И, возможно самый распространенный самообман на свете. 
     - Нет!- завопил Сэт. 
     Ничего этого, конечно не было.  Никогда. 
     Он чувствовал, как ледяные пальцы ужаса впились в его мозг.  Не было, не было, небылонебылоне…
     Это слово сплошным потоком неслось в его голове, вытесняя все остальные мысли.  Недопустимо. 
     Пора было кончать с мальчишкой. 
     Давно пора было. 
     Он сжал в руке нож.  И тут мальчик обернулся…
     Да, Сэт испытал шок, просто животный, ничем неприкрытый ужас.  Но удивления не было, совсем не было. 
     Глаза мальчика не просто отсутствовали, их заменяла пустота.  Какая-то живая, вязкая пустота, не с чем не сравнимая, и почему-то до боли знакомая.  По детски пухлые губы расходились, то ли в ухмылке, то ли в оскале, обнажая ряд тонких, острых как бритва зубов. 
     - Брось,- сказало существо. 
     Он с ужасом отметил, что голос совсем не изменился.  Обычный детский голосок. 
     Нож сам собой выпал из внезапно ослабевших пальцев Дмитрия.  Казалось, они больше не слушали его.  Предали, после стольких лет верной службы.  Ноги подогнулись, он упал на колени. 
     Хотелось, было закричать, но изо рта вырвалось что-то вроде жалобного поскуливания.  Он сталкивался с подобной реакцией у своих жертв.  Тогда, его это нисколько не трогало. 
     Дима почувствовал, как по ногам потекло, что-то теплое. 
     Маньяк, столько лет державший в страхе целую страну, банально обмочился. 
     Жизнь промелькнула перед его глазами. 
     Жизнь – не жизни.  Пьяная мать, лежащая в отключке, на диване, с дотлевающей меж пальцев сигаретой, которую нужно было успеть затушить, иначе она, увидев на утро ожоги на пальцах, изобьет его. 
      Однако сделать это требовалось, крайне аккуратно.  Ведь если она вдруг проснется, можно было получить трепки прямо сейчас, не отходя от кассы. 
     Сестра, ее бесчисленные дружки.  Их издевательства, и побои. 
     То, как он в шестом классе влюбился в подружку сестры, некую Аню Волкову с большими карими глазами, и как зачастую бывает, прилагающимися к ним черными усиками, над верхней губой.  ( Сейчас-то она наверняка их вывела, - не с чему подумал он) Как вернувшись со школы, он застал сестру, и ее компанию за покуриванием травки, и, (о ужас!), чтением его дневника, с подробным описанием, на три с половиной четверти, детских, фантазий.  Как же они смеялись, а громче всех, хохотала, конечно же, злополучная Аня. 
     И, пожалуй, настало самое время себе признаться, что позже, в общении с женщинами, он панически боялся их смеха.  Не только в свою сторону, вообще смеха. 
      Пронеслись в памяти так же, четыре года проведенные в стенах псих.  лечебницы. 
     (Те воспоминания были смазаны, будто старый фотоснимок, с неправильно выставленной диафрагмой. ) Диагноз, неотвратимый, как самое неотвратимое – маниакально-депрессивный психоз. 
     Какие-то люди, делившие с ним палату.  Которые в действительности были больны, и нуждались в лечении. 
     Лучше всего он запомнил запах.  Этот отвратительный запах.  Въедающийся глубоко под кожу.  Ни чем не выводимый.  Даже если просидеть несколько часов под душем, он вымывался только частично.  И люди чувствовали это.  Они узнавали этот запах, словно он был какой-нибудь сраной визитной карточкой. 
     Да, узнавали, и старались избегать.  Это было невыносимо. 
      Остальное время фактически не вспоминалось – это было время Сэта. 
     Черные дыры обволакивали его.  Бездонные, как сама вселенная. 
     Как глазницы его случайной жертвы, с вырезанными глазами. 
     Он почти не почувствовал, как острые зубы вгрызлись ему в горло и что-то, (вовсе не важно, что) бьющей струей хлынуло на плече, заливая рубашку. 
     Последнее, о чем подумал Дмитрий, покидая этот мир было: его ошибка не была фатальной, он подошел близко, очень близко – почти коснулся рукой чего-то…
     Вот он грозный и печальный рок
     Вот он перст Нимизиды. 
     P. S. Где-то в другом месте, в другом времени, в темной кладовке, уснул мальчик. 
     
     Исполнено. 
     .