По одежде они быстро определили, что это был беглец из Алькатраса.  Он был без сознания, и инспектор, понимая, что каждая секунда дорога, немедленно отправил его в военный госпиталь армейского городка.  У Джона была гипотермия из-за долгого пребывания в ледяной воде.  Уже на следующий день оправившегося от шока заключенного отправили обратно на Алькатрас.  Пробыв некоторое время в тюремном госпитале, он вернулся в свою прежнюю камеру, но не застал друга-соседа.  От Томми он узнал о трагедии, произошедшей в ночь его побега, о гибели Гильберта и заочном приговоре, вынесенном убийце. 
     На Алькатрасе не было условий свершить смертную казнь и приговоренного должны были отвезти в Сан-Квентин, где его ожидала газовая камера.  Однако утром сопроводители-охранники не обнаружили узника в камере.  В стене вокруг окна была небольшая дыра, оттуда и выбрался наружу Человек-шок.  Он продолбил ее в штормовую ночь, поэтому никто не услышал и не узнал о его деянии.  Спрыгнуть с такой высоты и остаться в живых было невозможно, и охранники предположили, что он умер.  Его тело искали, но так и не нашли. 
     ­- Вероятно, течение унесло его в океан, – заключил свой рассказ Томми.  Он помолчал с минуту, удрученный воспоминаниями.  – Ах да, чуть было не забыл! Это я нашел на его столе, оно предназначено тебе, – протянул он Джону сложенную несколько раз бумагу.  – Я никому это не показал. 
     Скотт, поняв намек, кивнул и торопливо направился в свою камеру, чтобы ознакомиться с содержанием послания.  В самом верху пожелтевшего листа, вырванного из книги Гарсиа Лорки, над газеллой было нацарапано осколком красного кирпича:
     
      Моему доброму гению Джону Паулу Скотту. 
      От друга, ставшего вольным ветром. 
     
      Газелла о темной смерти
     
      Хочу уснуть я сном осенних яблок
      и ускользнуть от сутолоки кладбищ. 
      Хочу уснуть я сном того ребенка,
      что все мечтал забросить сердце в море. 
     
      Не говори, что кровь жива и в мертвых,
      что просят пить истлевшие их губы. 
      Не повторяй, как больно быть травою,
      какой змеиный рот у новолунья. 
     
      Пускай усну нежданно,
      усну на миг, на время, на столетья,
      но чтобы знали все, что я не умер,
      что золотые ясли – эти губы,
      что я товарищ западного ветра,
      что я большая тень моей слезинки. 
     
      Вы на заре лицо мое закройте,
      чтоб муравьи мне глаз не застилали. 
      Сырой водой смочите мне подошвы,
      чтоб соскользнуло жало скорпиона. 
     
      Ибо хочу уснуть я – но сном осенних яблок –
      и научиться плачу, который землю смоет. 
      Ибо хочу остаться я в том ребенке смутном,
      который вырвать сердце хотел в открытом море. 
     
     Слезы жалости и раскаянья покатились по щекам Джона.  Он понял, что побег его стал причиной гибели Человека-шока, и сознание собственной вины сделало эту потерю еще более горькой…
     Спустя три месяца, 21 марта 1963 года, тюрьму Алькатрас закрыли.  Заключенных перевели в другие федеральные тюрьмы.  Джона Скотта и Дарела Паркера определили в тюрьму Марион.  Джон и там искал пути к бегству, но все его попытки были безуспешны.  Вскоре друзья, несмотря на их не слишком образцовое поведение, получили условное освобождение.  Однако Джон, спустя несколько лет снова оказался за решеткой, на сей раз в тюрьме Флориды. 
     Джон Скотт скончался в конце 80-х годов, так и не обретя свободу.  До последних своих дней он хранил память о своем друге из Алькатраса – человеке без имени и лица, без прошлого и будущего. 
     .