Как будут в пределах досягаемости – пристрелят как секача на болоте.  Никула уже оседлал бы скакуна и был таков, но тот, в отличие от седока, готового к людским хитростям, при падении сломал-таки шею.  Жалко скотинку, но лучше так, чем быть загнанным насмерть, рассудил Никула.  Оставалось принять смерть от рук бандюков.  Что ж, перед тем, как его отправят к праотцам, он им еще успеет показать, чего настоящий крайнянин стоит. 
     
     Вот они приблизились на расстояние выстрела, подняли самострелы.  Никула приготовился угадать направление удара и увернуться от первых выстрелов, а пока новые болты зарядят, он уже успеет пару голов снести…
     
     Но не случилось ни выстрелов, ни отрубленных голов.  Потому что налетел ни того, ни с сего степной ураган.  Отродясь такого в этих краях не было.  Налетел, посбивал разбойничков да Никулу с ног, оружие вырвал, да поразметал во все стороны, а затем развеялся, словно его и не было. 
     
     Пока разбойники с криком и руганью вставали и собирали потерянное, Никула заметил, что с неожиданной стороны, противоположной Щадре, приближается щадринская дружина.  Вот тогда он и кинулся на грабюков, не давая им опомниться.  Кого ранил, кого убил, кого покалечил, да так, что уже не вернешь обратно.  И его, кажется, пару раз задели, но это были пустяки: к тому времени, когда подоспела дружина, он был на ногах. 
     
     Разбойников зарубили всех до единого.  Ни один дружинник даже лука не вытянул, со всеми так расправились.  Кажется, бандюки не ожидали такого исхода.  Больше им ничего ожидать не придется. 
     
     – Здорово, братцы! – радостно воскликнул Никула на крайнянском наречии: оно было очень близко и к кривлантскому, и к браниславскому.  А потом почувствовал, что перед глазами потемнело.  Кажется, задели его круче, чем он думал.  – Я посланник… От царя Крайны… К государю щадринскому… – успел проговорить он.  После того опустился на колени и вовсе потерял сознание. 
     
     
      4. 
     
     А если бы все на свете знали, что стоит за их верой? Нет, не так.  Что стоит за их Верой.  Да, конечно, с большой буквы.  Ведь, если человек верит, будь он браниславец или кривлантец – а те и другие верят в целое скопище различных богов – или уроженец далекого Годжуна, который верит в то, что небо над головой управляет его жизнью – он всегда знает, что предмет его Веры непоколебим и вечен.  Что он единственный в своем роде, а главное, только этот предмет Веры и достоин, все же, во что верят другие народы, достойно только осуждения и недоброго слова.  Хм, то, что кривлантец приносит трехгодовалого бычка в жертву, оно, конечно, верно, рассуждает браниславец Да вот только не тому ж приносит-то! Испокон веку эти кривлантцы быка режут в святилище Черводрея.  Думают, он от их земель беду отведет и о плодородии позаботится.  Совсем полоумные, не понимают, что Черводрей только мор наводить умеет, для того он к Киринею и приставлен – для наказания рода людского.  Так Киринею и надо поклоны класть и жертвы приносить! Тогда и плодородие будет как в Браниславе.  Пока же живут они в засушливой и холодной стороне, и того не понимают, что все беды их от невежества! Стоит ли говорить, что примерно так же рассуждают и кривлантцы.  Про вышеупомянутых годжунцев вообще говорить не стоит – они уверены, что их страна находится в самом центре земли, и небо распростерлось только над их головой – остальным же странам приходится довольствоваться окраиной, а о небе только мечтать остается…
     
     Если бы они знали: всё, что кажется для них таким важным, суть суеверия и предрассудки, ничего общего с истиной не имеющие.  Потому что истина всегда ускользает от простого человека.  Стоит только на секунду прикоснуться к ней – и человек слепнет от ее удивительного света.  Слепнет настолько, что не способен понять ее даже на миллионную долю, а значит, когда придет время описать истину, он опишет лишь свои собственные ощущения и образы, пришедшие ему, но от самой истины это будет очень далеко.  И все же увиденное оставит в его душе такой след, что он будет убедителен и красив в своих рассказах об истине, а потому ему поверят и за ним пойдут.  Так рождаются легенды.  И все же, это лишь легенды.  Ничего общего с истиной они не имеют…
     
     Олдовос Зним отложил писало.  То, что он написал, было, конечно, по местным законам, ересью чистой воды, но наказания он не боялся.  Его свитки далеки от посторонних глаз, те же, кому они доступны, поймут написанное так, как его должно понять.  Государю же Щадры и вовсе дела не было до религиозных размышлений.  Правителю Лайдаку довольно было, что Зним успешно справляется с обязанностями советника, все остальное его не касалось.  Свитки, написанные ровным и красивым почерком, Зним хранил в двух экземплярах: один оставался в его библиотеке в Чертоге правителя Щадры, другой по случаю отправлялся на Острова, в Храм Мудрости Больших Островов, а там хвы поступали с ним, как считали нужным.  Сам Олдовос Зним по-прежнему считал себя хвом, хотя по древним порядкам он перестал им быть давным-давно, с тех пор, как пошел в услужение к государю.  Хвы всегда помогали людям по доброй воле, но никогда никому не служили.  А он даже имя себе взял человеческое – Олдовос Зним, что по сути означало на языке островов «Старший из рода кузнецов».  Ясное дело, не был он из рода кузнецов, точнее, как и всякий хов, не знал своего рода-племени.  А значит, и старшим из этого рода тоже быть не мог.  Но Олдовоса это не смущало, потому что предназначение свое он крепко понимал, а значит, по-прежнему оставался хвом.  Ховово имя его никто не знал, кроме братьев Храма Мудрости.  Но именно этим именем он подписывал свои манускрипты, тайной руной, непонятной никому, но обладающей тайной и могучей силой. . . 
     
     …– Господин Зним! – раздался голос слуги за дверью: никто и никогда не посмел бы войти в палаты советника.  – Вас просит к себе государь!
     
     Даже государь никогда не приказывал ему, только просил. 
     
     Зним поднялся, накинул на плечи мохнатую шубу из цельной звериной шкуры и вышел из покоев.  Он был высок ростом, плечист, а по сравнению со слугой почти огромен.  Темная широкая борода и свободно спадающие волосы, лишь в нескольких местах стянутые в маленькие хвосты, в которые были вплетены незаметные амулеты, говорили о том, что Зним происходил из хвов.  Впрочем, в здешних землях это, конечно, никому ничего не говорило.  Скорее, он походил здесь на кривлантского воеводу, а не хва с Больших Островов. 
     
     Зним подошел к покоям правителя Лайдака, единственного государя Щадры на протяжении уже многих лет, и без стука вошел.  Государь сидел за огромным столом за трапезой. 
     
     – Садись, Зним, – указал он на место рядом с собой.  Сам Лайдак сидел лицом к входу, а советник оказывался таким образом левым боком к двери.  – Раздели со мной трапезу. 
     
     – Спасибо, государь, – ответствовал тот, присаживаясь на указанное правителем место.