Сменить его следовало еще на постоялом дворе в Славгороде, так ведь крайнянский войман ясно приказал: ехать без остановок, без сна и отдыха.  И скакуна ему выдали лучшего, тем более жалко мчаться было, на убой скотину безвинную пускать.  Но приказ есть приказ.  Крайна готовилась к войне, и хотя приготовления держались в строжайшей тайне, всем было ясно: что-то затевается. 
     
     На северо-западе от Крайны лежала Бранислава, а на северо-востоке – пусть и слегка отчужденный, зато нисколько не воинственный Кривлант.  Западнее Браниславы шла земля многочисленных княжеств, постоянно ведущих междоусобные войны.  Крайна тоже не была велика, а потому Бранислава служила ей щитом от западных княжеств, часто зарившихся на чужие земли, особенно восточные, да получавших жестокий отпор.  Оно и немудрено: поля здесь были так плодородны, что никакой крестьянин, будь он сам батрак, али помещик, и пяди земли своей не отдал бы.  Надежным щитом от степных кочевников для Крайны был Кривлант, сам себя называвший Полянией. 
     
     Теперь опасности ждали с юга.  Ходили слухи о нашествии, грозном и сметающем все на своем пути.  Слухи пришли совсем недавно, а значит, бояться пока было нечего.  Пока суть да дело, крайнянский царь сумеет хорошо к войне подготовиться.  Наверное, уже послал гонцов к правителям Кривланта и Браниславы, а вместе три братских народа любого врага остановят, да так, что он еще в собственной крови захлебнется. 
     
     С такими мыслями гонец мчал в Щадру.  Мало, конечно, от них помощи дождешься, но ведь надо предупредить: город мирный, никому не подчиняется, а доходу с него даже Крайне немало приходится.  Большой тракт, на котором находилась Щадра, тянулся через весь Кривлант и всю Браниславу.  а затем расходился на несколько дорог в Западные княжества.  Чуть южнее Щадры находился крайнянский город Славгород, лежавший на границе всех трех государств и получавший основную прибыль от близости Щадры.  Кроме того, в Кривлант Большой тракт приходил с востока, из самого Годжуна, откуда шли самые удивительные, диковинные товары.  Наверное, именно поэтому гонец в Щадру был направлен одним из первых: по крайней мере, о других гонцах Никула ничего не знал.  Впрочем, не знал он и о содержании послания для щадринского государя.  Может там вовсе не предложение о совместной обороне было, а совет спасаться бегством, пока крупные войска оборонять эти земли будут?. . . 
     
     Недалеко уже от Щадры, верст этак полсотни оставалось, он нарвался на засаду.  На Большом тракте такого бы не случилось, но тракт-то шел в востока на запад куда севернее Крайны, а потому гонцу пришлось скакать вдоль границы двух государств по дороге, которую купцы использовали для перевозки товаров их Щадры в Славгород.  Здесь было не так безопасно, а потому купцы обычно шли с большой охраной.  С другой стороны, Никула ничего не опасался: зачем нападать на одинокого всадника, по одежде которого видно, что он гонец, да и ценного при нем явно немного?
     
     И все же весьма мирный залесок оказался скрытником разбойников.  Когда они повалили из леса, Никула чуть было не опешил и не соскочил со скакуна, чтобы дать отпор «братьям лесным»: совсем распоясались – на служивого вылезли.  Но, увидев, что разбойников поболе, чем он мог подумать, гонец пришпорил скакуна.  Того и гляди, не только задержишься в пути, да еще и послание вовремя не доставишь.  К тому же, поведение грабюков было ой-как странным.  Увидев крайнянского гонца, они, вроде как, побойчее спрятаться должны: того и гляди полбанды потеряют, знают же крайнянский нрав.  Уже бы понять должны, что нет им проку нападать на служивого, да еще в такой близости от Щадры: доходу никакого, а дружина щадринская того и гляди нагрянет.  А те никаких грабюков в такой близости от города не терпют: рубят сразу, наповал…
     
     Почуяв неладное, гонец прибавил ходу.  На том и попался.  Из первого залеска разбойники высыпали для острастки, как раз, чтобы ходу прибавил.  Вторая партия засела подальше, да веревку в дорожной пыли натянула, дернув ее прямо перед копытами скакуна.  Как крепко не держался в седле Никула, полетел мил человек рожею вперед, и зарылся оною глубоко в колею.  Воинский навык да умения, не в родных местах полученные, помогли спастись от переломов, а может и смерти от шеи сломанной.  Перекатившись, Никула вскочил, выхватывая из ножен кривой меч.  На него и напоролись трое самых прытких грабюков, подбежавших прежде всех в уверенности, что упал гонец замертво.  Остальные остановились.  Три окровавленных тела лежали у ног Никулы.  Это отрезвило разбойников.  Одни выжидательно глядели в сторону приближающихся со стороны первого подлеска сотоварищей, другие глаз не спускали с прыткого гонца. 
     
     Никула оценивающе осмотрел банду.  Трое мертвы, еще пятеро обступили, и около двух дюжин приближается.  Зачем напали, непонятно, но его точно убьют.  Раз договориться не удастся, значит, надо бороться.  И этих пятерых выводить из строя надо сейчас. 
     
     Гонец сделал вид, что сдается, бросил меч в ноги и опустил голову.  Разбойники довольно загудели и двинулись к нему.  Всего на пару шагов ближе, и он уже покатился по земле, подхватив меч и подрубив двоих.  Из-за неудобства позиции он не убил их, но вывел из строя надолго, оба катались по земле, скорчившись от боли.  Третий, подошедший близко, оказался прытким и успел отскочить в сторону.  Еще двое поняли, что шутки с гонцом плохи и кинулись к кустам.  Самострелы, понял Никула.  Штука опасная.  В два счета нагнав «храбрецов», он со всей мочи налетел на них, разбойники тут же дали ему отпор своими короткими обоюдоострыми мечами.  Третий, увидев, что собратья побеждают, тут же поспешил им на выручку.  Но то был обманный маневр: Никула провел всех троих.  С тремя драться гораздо легше, чем с двумя, особливо если третий со спины нападает.  А значит, оставалось только подставить якобы беззащитную спину, а потом умело уйти от удара.  Тут же нападавший со спины зарубил своего, а Никула добил его сбоку.  Оставался последний, снова бросившийся к спасительным кустам.  Но короткий клинок мертвого бандюка, брошенный Никулой, догнал его и прикончил. 
     
     Все бы ничего, однако же приближались еще две дюжины разбойников, и эти, судя по всему, драться не собирались: насмотрелись на своих драчунов, безжизненно лежащих в пыли.  У нескольких самострелы были уже наизготове.