Живут на отрогах Живых гор, в долинах, доступ в которые закрыт почти круглый год.  Лишь в самой середине лета, когда растопленная весной слякоть уже успевает высохнуть, а ранние осенние снега еще не перекроют пути, в эти места приходят обозники.  Приходят с интересными городскими штуковинами, стараясь привезти горцам что-то небывалое, удивительное, интересное и полезное.  Горцы с удовольствием берут разнообразный товар, обменивая его на то немногое, что у них есть: верунскую шерсть да верунское ягодное вино. 
     
     Верунскую шерсть не состригают с каких-то местных животных.  Горцы вообще не приручили ни одно животное за всю историю жизни на отрогах Живых Гор.  Мужчины у них больше промышляют на охоте, а женщины растят огород и собирают шерсть и ягоды.  Ягоды на самой границе лета и осени покрывают гроздьями все кустарники по оврагам, вымытым весенними горными потоками.  На сбор ягод ратты, во внешнем мире известных как верунские ягоды, уходит много времени и сил.  Зато из них получается чудесный напиток, раттонэк.  Приезжие зовут его верунским вином, но понятия «вино» в верунском языке нет, потому что раттонэк не действует на них так, как на другие народы.  Если приезжие выпивают его, даже немного, они начинают вести себя странно, а порой и безобразно.  Иногда кричат, порой дерутся, а то и веселятся без меры, да так, что уж лучше бы дрались или кричали.  Верунцы – веселый и радостный народ, поющий песни и знающий цену радости и веселью, но даже они не понимают, почему нужно так себя вести.  Стоит, все же, сказать, что некоторые верунцы узнали на себе, что это за действие оказывает на людей из внешнего мира их напиток.  И им это не понравилось… Однако обозные купцы всегда скупают столько раттонэка, сколько горцы согласны продать, и дают за него столько, сколько у них просят, поэтому верунцы с удовольствием продают приезжим, сами же пьют редко, в особых случаях. 
     
     И все же, как было сказано, продают не только вино, но и знаменитую верунскую шерсть, которую, в отличии от ягод, собирают весной.  После схода последних снегов, но еще перед началом поры цветения к отрогам Живых Гор приходит ураган.  Приходит с перевала, разделившего две главных вершины – Великана и Жену Великана.  Приходит, всегда яростный и беспощадный, но ожидаемый, а потому верунцы к встрече готовы: они укрепляют свои приземистые жилища, покрывают растения со слабыми корнями, сами прячутся в убежища и несколько дней пережидают, пока гнев страшного врага четы Великанов не уляжется, и Святая Верь не пошлет им тихое лето.  Так и случается.  Ураган уходит, но кое-что остается.  Все кустарники и небольшие деревья долины покрываются странными воздушными клочками шерсти, иногда целыми клубами.  Женщины тут же начинают собирать принесенный ураганом подарок, ткут эту шерсть и делают из нее на зиму много теплых вещей, которые по легкости, мягкости и теплоте не могут сравниться ни с каким другим материалом.  Эти изделия, как и саму пряжу оценили и приезжие.  Они дают за готовые вещи большую цену, и до их приезда веруньи всегда пытаются придумать и смастерить что-то новое и необычное. 
     
     Так испокон веку и жили горцы, называвшие себя верунцами.  Строили свой простой быт, создавали семьи, охотились, собирали ягоды и шерсть, зимой пережидали ветреное и снежное ненастье, а летом встречали обозников.  Но, как и у всякого народа, есть среди них не такие как все.  Два десятка зим назад вернулся с обозом из дальних стран Фрат из рода Высорей.  Этот род жил выше всех прочих, а потому славился тем, что один из немногих добывал горного рогача.  Там, высоко было уже очень холодно, и даже летом, поэтому рогач был совсем невелик ростом, зато прыток и стремителен.  Поймать его было почти невозможно, но не для Высорей.  Они придумывали хитроумные ловушки, не менее опасные и для человека, умели ждать и терпеть, а главное, были быстры и метки.  И пусть мяса у рогача было немного, но его тонкий слой жира был неимоверно целебным, а перетопленный в разных котлах с разными корешками и травами из долины, мог лечить почти все хвори и заживлять самые тяжелые раны.  Таковы были Высори, и никто еще не позорил их род так, как Фрат.  Он в совершенстве овладел охотой на рогача, был одним из самых сильных и статных мужчин, старшим из братьев.  Но в канун Ночи Отделения, когда мужчина приводит в родительский дом невесту, а затем уходит с ней во вновь построенное жилище, он не только никого не привел, но и дом себе заранее не построил.  В Ночь Отделения он сделал самое ужасное, что мог сделать своим родичам: объявил, что уходит из Долины с обозом.  И ушел. 
     
     …А через полтора десятка зим вернулся.  Вернулся совершенно иным.  Пришел в свой род, покаялся перед стариками за своеволие и попросил принять его назад.  Старики согласились, потому как не было у верунцев такого понятия, как родительское проклятие, бытовавшее у многих других народов.  Об этом, как и многом другом, Фрат узнал во время своих долгих странствий.  А потому, зная свой народ, он не только не побоялся вернуться и быть не принятым, но и привез с собой беременную жену.  Она была красива и скромна, принадлежала северному народу, светловолосому и статному.  О нем верунцы ранее и не слыхали, потому как этот народ в их края не добредал.  Но женщина была так добропорядочна и отзывчива, что верунцы приняли ее с открытым сердцем, как умели делать всегда с гостями.  Чужаки к ним присоединялись редко, однако никакой неловкости она не ощущала, училась всему, что должна была узнать для жизни в долине, и вскоре стала почти своей.  А затем у нее родился сын.  Он был вылитый верунец, рос черноволосым и кучерявым, даром мать не походила на верунский народ.  И все-таки за внешним покровом мальчика скрывалось нечто чужое.  Да и родители огорчали род.  Вместо того, чтобы больше времени посвящать исконному занятию Высорей – охоте, они обучали его заморской грамоте и навыкам, в этой долине совершенно ненужным.  А когда отца спрашивали, зачем он портит сына, он отвечал, что его сыну уготована иная судьба, нежели всем другим из его рода…
     
     К своему совершеннозимию сын Фрата уже владел всеми навыками, необходимыми для того, чтобы не только участвовать, но и возглавить ловлю рогача.  И в то же время он овладел навыками и для чего-то иного, верунцам неведомого и мало интересного.  И в канун Ночи Отделения сын, как и его отец, вместо того, чтобы приготовиться к жизни с избранницей во вновь приготовленном жилище, объявил, что с последним обозом уйдет из Долины.  Старейшины ожидали чего-то подобного, ничуть не удивились, лишь обреченно покачали головой: вернется ведь, и с собой притащит девку из чужих краев, потому как нет лучше места на земле, нежели Долина.  И чего этим Высорям неймется?
     
     К слову сказать, удивительным было и то, что сын, в отличие от отца, перед Ночью Отделения с братьями построил-таки жилище для себя и избранницы.  И девка славная его давно подметила.  Но он ушел, оставив девушку под кроной рисницы одну после короткого и трудного разговора.  Оставил хижину пустовать без него, коли не займет кто другой.  А это вряд ли случится, потому как молодые сами строились, а значит хижина могла достаться лишь погорельцам или лентяям, род позорящим.  И все же лучше такой позор, когда ты со спутницей жизни пустующую хижину занял вместо того, чтобы свою построить, нежели ушел за тридевять земель безвестно куда. 
     
     А он ушел. 
     
     И произошло с ним много всего, прежде чем судьба привела его в город Щадра, вольный город на границе Полянии и Браниславы.  И помогла встретиться с Дробуном и его спутницей Юфой.  И открыться в том, чего при первой встрече не открывают…
     
     
      3. 
     
     Всадник гнал своего скакуна во всю прыть.