Соображая, что в таких случаях отвечают, он замешкался, отчего получил от громилы увесистую оплеуху и полетел вверх тормашками в темный угол трактира.  Падая, он задел ногой соседний столик, содержимое кружек с пойлом опрокинулось на сидящих, и они тут же повскакивали с мест.  Тран приготовился быть нещадно битым, но соседи, Слава Святой Вери, были еще достаточно трезвы, чтобы понять, где виновник, нарушивший их покой.  Их было четверо, а потому недюжие молодцы бросились на него без раздумий.  Оторопев, громила получил пару хороших ударов, после чего раскидал всех четверых на все четыре стороны света, снеся при этом несколько столов.  Тут уж началась серьезная драка, и Тран поспешил спрятаться за один из опрокинутых столов.  Весь трактир стоял на ушах, стоял крик и страшный гвалт, отовсюду сыпались ругательства, пожилой философ лежал под стойкой, то ли уже в пьяном угаре, а то ли пришибленный в пылу драки… «Ну надо же, как это я ошибся!» – про себя возмутился верунец, и его мысли тут же вернулись к тому, о чем ему не стоило не забывать не на секунду.  Морок!
     
     Сосредоточившись, Тран тут же почуял движение.  Движение было еле уловимым, но было.  Среди уже утихавшей толпы дерущихся двигалось нечто.  Двигалось уже к выходу.  Верунец засек бы его раньше, если бы не врожденное чувство самосохранения, которое всегда охватывало его во время драки.  Ну, конечно же, драка! Окрыленный догадкой, он кинулся за движением.  Мимо тех, кто еще находил в себе силы махать руками, стараясь не получить случайного удара.  В дверь! Во двор, мимо телег и бочек, туда, куда метнулось уже почти видимое нечто.  Еще несколько мгновений назад он мог лишь чуять их, но теперь явственно видел в ночной полумгле, как бежали прочь, рассекая воздух, два силуэта.  Двое! Что ж, оставалось надеяться, что они не собираются драться или чего похуже. 
     
     Завернули за угол! Тран прибавил шагу, нырнул за угол и тут же получил подножку, от которой раскатился по мостовой.  Собравшись в комок, постарался приготовиться к побоям и одновременно не удариться головой о приближающееся колесо крытой повозки.  Ни того, ни другого с ним не произошло. 
     
     – Недооценили мы тебя, верунец, – проворчал знакомый голос.  Чей же? Тран приподнялся на одно колено, пытаясь оценить масштабы угрозы.  Перед ним стояли двое.  Стояли во плоти: морок закончился.  Первый был стройной девицей в сапогах, дорожных кожаных штанах, куртке.  Волосы были стянуты на затылке в тугой узел.  В темноте трудно было разглядеть, откуда она, но Тран мог поклясться, что не из этих мест.  Второй оказался тем самым бродягой из трактира.  Та же замызганная, и потасканная одежда, грязные и спутанные волосы, изменился только взгляд, ставший из хитрого и нахального уверенным и цепким. 
     
     – Говорила, не надо наводить морок там, где сидит верунец! – раздосадовано бросила девица. 
     
     – И что теперь с тобой делать? – отмахнувшись от нее, почесал щетину бродяга. 
     
     – Я ждал вас… – робко откликнулся Тран, все еще не решаясь подняться с земли. 
     
     – Врешь, верунец.  – усмехнулась девица.  – Нас никто не ждет!
     
     – Да погоди ты! – перебил ее спутник.  – Похоже, нам есть о чем поговорить?
     
     – Уверен, – откликнулся Тран, услышав, что в голосе этих двоих нет никакой угрозы, и отважившись, наконец-то, подняться и отряхнуть с себя грязь.  – Я и правда искал вас. 
     
     Девица, презрительно фыркнув, отвернулась и, стащив с телеги маленький тюк, направилась с ним к заднему входу в помещение постоялого двора, где эти двое, похоже, остановились.  Вот это уже была смелость, граничащая с наглостью.  То ли они были безумцами, то ли были настолько уверены, что их никогда не поймают, что позволяли себе останавливаться совсем рядом с тем местом, где наводили морок!
     
     – Дробун, ты идешь или нет? – раздался у открывшейся двери недовольный голос девицы.  – Завтра выдвигаемся ни свет ни заря!
     
     Бродяга дружелюбно усмехнулся и, мотнув головой в сторону двери, предложил:
     
     – Пойдем, почешем языком. 
     
     И Тран последовал за ним. 
     
     Эти двое обосновались в комнате на втором этаже.  Не ахти какая, но все же приличная, не похожая на те комнаты в ночлежках, где не то что прилечь нельзя – противно даже стоя к стенке прислониться.  Трану приходилось ночевать в таких местах, но он всегда вспоминал о них с содроганием и старался бывать там как можно реже.  У этих двоих, по всей видимости, деньги не переводились.  Они могли позволить себе и помещение поприличней, и дорожный скарб побогаче, но это привлекло бы внимание окружающих, а внимание при их роде занятий было им вовсе ни к чему.  Так рассудил Тран, оглядев комнату с двумя кроватями, разделенными ширмой, деревянным столом с зажженной свечой и несколькими тюками, сваленными в углу.  Девица шуршала за ширмой: похоже, переодевалась. 
     
     – Итак, – рассудительно произнес бродяга, которого звали Дробун, присаживаясь за стол и открупоривая бутылку с вином и разливая в две кружки.  – Ты нас искал, тебе и начинать рассказ. 
     
     – Только это я не употребляю, – кивнул Тран в сторону бутылки. 
     
     – Отчего же?
     
     – Не люблю, когда мне что-то дурманит мозги. 
     
     – Вот это по-верунски, – усмехнулся Дробун.  – Только это хорошее вино.  Даже мне мозги не задурманит, не то что тебе, верунцу.  Только откроет ясность мышления и сосредоточит нас на сути разговора. 
     
     – Прости, но я воздержусь, если не возражаешь.  – Тран все еще не отважился назвать Дробуна по имени, хотя и знал, что имя не настоящее, а так, дорожное прозвище.  Но с именами, как известно, надо быть осторожнее: неровен час, назовешь кого, а вызовешь совсем иного.  Особенно, если тебе вовсе не представились.  Как знать, может Дробун назовется ему другим именем.  В свете свечи Трану все еще не представилась возможность рассмотреть его получше, но видно было, что от трактирного бродяги уже не осталось и следа.  Сбросив у двери лохмотья, он оказался одет в довольно приличное дорожное одеяние: удобного покроя штаны для езды верхом, кожаная безрукавка.  Рваные лапти сменились мягкими кожаными сапогами, а спутанные, грязные волосы стоило лишь немного встряхнуть, и темная шевелюра перестала быть такой отталкивающей.  И все же Тран по прежнему не мог определить, какому народу принадлежал Дробун.  А тот между тем пригубил вина и, пытливо вглядываясь в Трана, сказал:
     
     – Юфа, хорошо поработали, выпьешь вина?
     
     – Хрюкла с два тебе! – прозвучал ответ из-за занавески.  – Я спать, а ты хоть запейся!
     
     – Ну что ж, дружище, – довольно крякнув в ответ на девицины слова, сказал Дробун.  – Ты нас нашел, тебе первому и рассказывать, что да как…
     
     
      2. 
     
     Верунцы – древний горный народец.