Казалось бы, его дни сочтены: князь никак не реагировал на внешний мир, перестал употреблять пищу и воду, молча ожидал гостю с косой.  Но однажды ночью на пороге не объявился странный гость - мужчина в темном одеянии, с набрякшей треуголкой, с грязными сапогами, от одного вида которых хотелось зажмуриться и убежать подальше.  Незваный уверенным голосом рассказал о цели своего визита, тем самым рассердив камердинера, ибо время было позднее.  Он почти было закрыл двери, но таинственный визитер, на удивление слуги, отчеканил шаг, и пламя от свечи на канделябре озарила волоокое лицо.  Эти темные глаза, в которых отражался отплясывающий огонь, велели камердинеру указать на комнату князя, а самому возвращаться обратно в лакейскую.  Гость поднялся по маршевой лестнице, дальше, пройдя по длинной сводчатой анфиладе, оказался напротив опочивальни князя.  Открыл дверь в неосвещенные покои, с первого раза трудно было сказать, есть ли тут кто-нибудь, однако запах человеческих испражнений выдавал обитателя апартамента.  Больной повернул голову, впервые за долгое время он почтил кого-то своим взглядом.  Присев на край кровати, незнакомец предложил пану бессмертие, в обмен, как и прежде, на полцарства.  Он разомкнул свои губы, демонстрируя старику свой хищный оскал, тот, заулыбавшись, откинул воротник пижамы, подставив дряблую шею острым клыкам.  Заветное бессмертие обернулось трагическими последствиями для многих, в том числе и для нашего кровопийцы.  Вампирский яд и вирус гриппа закружились в диком тандеме, породив новый вид существа, питающегося как людьми, так и моими сородичами.  Князь, точнее, то, во что он перевоплотился, в ту же ночь истребил всех обитателей замка, включая и ночного посетителя.  Буквально за считанные часы, все, кого успел покусать монстр, превращались в ему подобных тварей, кроме гостя.  Их наплодилось столько, что извечным врагам – вампирам и людям, пришлось заключить союз, ведь на кону стоял вопрос выживания обоих видов.  Стало быть, если легенда верна, Вика подверглась мутации? Но как такое возможно, я же высосал всю ее кровь, - и делал это крайне медленно потому, что под тонкой кожей прятался нехилый слой жира.  Она, по-видимому, уже тогда начала трансформироваться, одному богу известно, чем была больна эта баба. 
     Гребаная ирония – охотник переквалифицировался в жертву, вот бы меня сейчас увидели предки.  Наверняка, привязали бы к столбу, оставив в открытом месте, в ожидании звезды за горизонтом.  Время перевалило за шесть, в ожидании скорой кончины я считаю каждую секунду, стараясь отогнать мысли о предстоящей боли.  Погодите-ка, что если замуроваться в машине: вывесить вместо шторок на окна коврики? Конечно, солнце в любом случае проникнет сквозь лобовое стекло, но, если нырнуть за задние сидения, то есть шанс переждать день до сумерек.  С горем пополам, одной рукой, мне удается зацепить края резиновых настилок за поручни, выходит вполне сносно, разве что не обращать внимания на небольшие расселины по закрайкам.  Десять минут - и я в домике, остается молиться, чтобы случайные зеваки не посмели сунуться ко мне, хотя откуда им тут взяться?
     Сегодняшняя ночь надолго останется в моей памяти, не сомневаюсь, в будущем, перебирая моменты отчаяния, буду заливаться звонким смехом победителя.  Времени полно, приходится развлекать себя планами о городах, в которых я еще никого не убивал, вот, думаю, переехать в мегаполис, там, поди, можно истреблять людишек пачками, и никто ничего не приметит, главное - уметь выбирать нужную жертву, из отщепенцев.  Оу, можно даже свалить в другую страну, русские – народ дружелюбный, их легко завлечь за собой, однако пора слезть с материнского молока и перейти на более иностранный рацион – как насчет европейцев? Те люди холодные, недоверчивые и скрытные, жалостью и улыбкой не проймешь. 
     Мысли сбиваются в фарш из невнятных фрагментов, хочется набить себе брюхо, а потом залечь под кровать, проспав да самой весны.  Проверив двери, выдвигаю передние сидения вперед для простора, у меня почти получается вытянуть ноги, правда перегородка упирается в задницу.  Моментально отключаюсь. 
     Щелк.  Это во сне.  Щелк-щелк – я сплю, мне все кажется.  Щелк-щелк-щелк.  Кто-то снаружи дергает дверную ручку.  Страх сковал меня невидимыми кандалами, хочется кричать, хочется плакать.  Щелк.  Шарканье ног по сухой земле, что-то обходит машину и пробует открыть двери с другой стороны, слава богу, я крепко забаррикадировался, если не считать хрупкость оконных стекол.  Стараясь не издавать шума, поглядываю на часы – почти семь, небо за лобовым стеклом успело просветлеть, погасли звезды, только полумесяц и ее спутница денница зари засиделись допоздна после праздника сна и тишины.  Мой гость усердно пытается открыть заднюю дверь, он так рьяно действует, что машина трясется, словно, ботик в буйном океане.  Тишина.  Затаив дыхание, продолжаю лежать в оцепенении.  Он перепрыгнул через крышу? Нет, мне показалось, ни одно живое создание не способно выделывать подобные трюки, ни одно - за исключением твари, которую я породил несколько часов назад.  Привет, Вика.  Удар, окно разлетается на мелкие осколки, острые пазлы дождем падают мне на лицо, один из них вонзается в щеку - больно.  Ее ручище режет воздух, пытаясь ухватиться за что-нибудь, она чует меня, но никак не определит мое расположение.  Яйцеобразная голова ныряет в салон, подхватываю кусок стекла и наношу множественные удары прямо в темень, осклизлые волосы прилипают к моим рукам, но этой тварью я не брезгую, понадобится, могу вгрызться зубами прямо в лицо.  Вика с воплем отступает, вслушиваюсь к удаляющимся шагам, после чего сидя за рулем, перевожу дыхание.  Прихватив с собой песочную струю, ко мне, через разбитое окно, с вытьем заглядывает ветерок.  Поток теплого воздуха вальсируя на невидимых ножках, оставляет за собой ошметки грязного сахара на кожаной обшивке кабины.  На всякий случай прячу культяпку под потную влажную майку, не знаю, на что мне остается рассчитывать, единственный шанс на спасание только, что разорвали и шваркнули мне в лицо.  Сопротивляться бесполезно, надо принять смерть с ровной головой и с широко открытыми глазами. 
     Наступает умиротворение, согласие с предписанной кончиной – это не конец, всего-то небольшой перевал, за которым бесконечное путешествие.  Невидимая рука тягуче перелистывает небесную темно-синюю гладь на огненную зарю, очаг которого зевая выползает за округлым горизонтом.  Ландшафты предутреннего настроения портит лишь отощалое дерево прямо перед машиной в метрах двадцати или чуть больше.  Так сразу и не скажешь, откуда в здешних местах ему взяться, скорее он больше напоминает оголтелый ствол, без веток и листьев.  Включаю дальние габариты… твою ж мать, яркий свет обволакивает Вику сверху вниз, теперь мне не составляет труда внимательно рассмотреть собственное творение.  Мешковатая кожа приобрела бледно-розовый окрас, с ярко выступающим румянцем в области груди, на котором отсутствуют какие-либо выпуклости, только обвисшие острые соски шоколадного цвета.  Плечи чуть приподняты, а руки, набухшие крепкими мышцами, непропорционально удлинились, ниже колен, подле беззаботно свисают широкие костлявые кисти, острием которых служат дугообразные когти.  Поджарые ноги чуть согнуты, словно, оно готовится к прыжку, а ступни, переросли в настоящие пласты, удерживающие громоздкое тело на мощных носках.  Больше всего в этой сатанинской трансформации меня завораживает и одновременно приводит в ужас овальная голова, с редеющими копнами влажных волос.  Свет от машины отражается яркой прогалиной в залитых бездонной черной прожорливостью глазах, неумело скрытых под спудом растительностью.  Нос приподнят, губы прорезались аж до ушей, что позволит ей одним махом оторвать мне голову. 
     Раскинув руки в стороны, она издает победный рык и несется прямо в лобовое стекло.  Мне не удается полностью перебраться на задние места, как оно в миг, не заметив плотный слой триплекса, юркает в салон.  В истерике бью правой ногой по лицу, ботинок соскакивает под руль, Вика, разинув рот, стискивает челюсть, захлопнув половину моей ступни в пасти, ряд передних клыков пробивают мысок насквозь.  Сгибаю колено и силой выпрастываю конечность, жертвуя кривыми пальчиками, теперь моей ступней смело можно красить заборы.  Раззадорившись, однорукий я намерен дать отпор до самого финала нашей битвы.  Пот, кровь, крик и истерика, вопль и всхлипы – наносим друг другу удары, мне выпадает момент вцепиться ей в шею, пенистая жижа прожигает язык, пока стараюсь выплюнуть всю дрянь, тварь вонзает коготки под ребра.  Силы оставляют, оказавшись тесненным к задней двери, вяло брыкаюсь, в попытке отбить наступательные взмахи.  Упираюсь двумя ногами на грудь, выталкиваю на переднее сидение, она запутывается в ремнях безопасности, и мне удается вылинять из адской коробки.  Ковыляю прочь, позади меня машину колошматит из стороны в сторону, оборачиваюсь - Вика застряла.