Воображение
     
     Джошуа Геттинберг был воображалой ещё когда он был простым мальчишкой.  Впрочем, не совсем простым.  Как раз наоборот – он был, если можно так выразиться, весьма странным ребёнком.  Те вещи и обстоятельства, которым другие дети не предавали особого значения и не заостряли на них внимание, Джошуа видел совсем в ином, отличном от привычного восприятия, свете.  Воображение его – живое, причудливое, невероятно богатое и, в какой-то степени, болезненное – рисовало самые причудливые картинки, ситуации, как бы вычленяя выбранные предметы из окружающего мира.  При этом эти вещи и предметы несколько искажались, обрастали дополнительными деталями, где-то упрощались, претерпевали самые причудливые и невероятные изменения.  Если Энди Гервин, школьный друг Геттинберга, не видел ничего особенного в ничем непримечательном огрызке старого, потерявшего кору, дереве с большим дуплом с неровными краями, то Джошуа видел в этом дереве, к примеру, древнего старика с косматыми бровями, тёмными щелями старческих глаз, с незакрывающимся ртом, наделённом кривыми, неровными зубами.  Глазами были для Джошуа два отверстия от сучков, стариковским ртом – большое, зияющее чёрным провалом, дупло.  Руками служили обрубки сухих мёртвых веток.  Джошуа в этом дереве могло привидеться самое жуткое создание, чудовище, от которого холод скользил по спине.  Взять, к примеру, дупло в этом дереве.  Мальчишка мог вообразить себе, что в этом чёрном, немом дупле обитает какая-то неведомая, кровожадная тварь, ждущая своего часа, чтобы отхватить у потерявшего бдительность человека полруки… Ровесники с трудом понимали странного, несколько замкнутого, часто молчаливого мальчика с чудной, искажённой фантазией. 
     Джошуа, по правде говоря, находился от подвижных игр, весёлых шалостей и забав сверстников как будто в стороне.  Они его не прельщали, даже отталкивали.  И он часто оставался совсем один.  С ним были лишь его мысли и странные, причудливые, а порой и пугающие, фантазии.  Несмотря на замкнутость, какую-то общую отрешённость от окружающего мира, Джошуа очень даже неплохо учился, успеваемость его по наукам, как гуманитарным, так и точным, была почти одинаковой.  Живой интерес мальчик проявлял к истории, географии, астрономии.  Никакого хулиганского поведения за Джошуа не водилось.  В целом, все его учителя отзывались о своём ученике довольно лестно, отмечая в нём при этом такие черты, как замкнутость, интровертность, некоторую отрешённость, немногословность, рассеянность и чрезмерную задумчивость, погружённость в самого себя.  «Бог весть знает, что у этого мальчика в голове», - говорил его школьный учитель по арифметике.  – «Но задачки, однако, он решает лихо».  Или же, как говорил учитель иностранного языка: «наблюдая за Джошуа, видишь, как он подолгу глядит отрешённым взглядом в одну точку на стене или смотрит в окно, где кружат снежинки.  Но когда задаёшь ему вопрос, он сбрасывает с себя оцепенение и задумчивость и точным своим ответом попадает в точку.  Так что винить его не за что.  Разве что мальчик очень задумчив и погружён в себя».  А другой учитель рассказал о Джошуа следующее, и это было несколько странным: «однажды после продолжительной беседы с коллегами, я возвращался в свой класс, который, как мне помнится, я оставил открытым.  Но, пройдя по коридору, я упёрся в закрытые створки двери.  Дёрнув за ручку, я убедился, что дверь в класс заперта.  Это показалось мне странным.  Я нагнулся и заглянул в замочную скважину, которая была свободна из-за отсутствия в ней ключа.  Зрелище было чудным.  В темноте, на фоне большого классного окна, неподвижно стоял маленький мальчик, устремивший взгляд через стекло на усыпанное звёздами небо.  Почему-то в том момент дрожь пробежала по моему телу, из замочной скважины меня словно обдало холодом.  На самом деле я и впрямь ощутил поток холодного воздуха, вырывающегося из-под двери запертого класса.  Фигура мальчика в зыбком свете луны сама по себе казалась призрачной.  Сначала я тихо постучал в дверь, потом позвал мальчика по имени.  Спустя мгновенье в двери послышался скрежет ключа, и класс оказался открытым.  Отперев дверь, Джошуа вышел из классной комнаты ни на кого и ни на что не обращая внимания.  Он просто прошёл по коридору, где бесились и визжали его сверстники и скрылся на лестнице.  Войдя в класс астрономии, я вдруг почувствовал сильный холод.  По классу гулял ледяной ветер.  Причина была в распахнутом настежь большом окне, расположенном как раз напротив моего стола.  Туда-то и врывался ветер и снежинки, лился свет луны.  Поёжившись от холода, я запер окно, сел за стол и в задумчивости принялся вертеть глобус.  Действительно, поступок мальчика быль странным.  Не находите?»
     От учителей школы, где учился Джошуа Геттинберг наравне со своими одноклассниками, можно было услышать немало подобных странных историй о нём.  В случаях этих отсутствовала какая-либо чёткая последовательность и закономерность.  Но все подтверждали неоспоримый факт того, что поведение и поступки мальчики были странными и сложно объяснимыми.  А вот ещё один странный пример, и здесь вниманию предстаёт рассказ ровесника Геттинберга, которого звали Уилл: «Мы бегали в школьном дворе, сооружали снеговика, забрасывали друг друга снежками, а Джошуа, далеко отойдя от нас, уставился на огромную, ярко светившую, луну.  Мы окрикивали его, но он продолжал стоять на одном месте, как вкопанный.  Тогда я с нетерпением бросился к нему и уже собирался развернуть его к себе лицом, как вдруг он сам медленно повернулся.  Я очень испугался, когда увидел его неморгающие, какие-то холодные глаза.  Ничего не сказав, он поправил свой портфель на плече и ушёл.  Потом он два дня не появлялся в школе». 
     Говоря же о внешности Джошуа, то можно сказать лишь, что она была самая обыкновенная.  Правда, особенно выделялись на его лице довольно большие, водянисто-голубые глаза.  Уши немного были оттопырены, но не до безобразия.  Телосложение хрупкое, пальцы на худых руках тонкие, кожа бледная.  Вообще, мальчик имел достаточно хрупкое здоровье, частенько простужался и болел.  Подобное состояние здоровья он унаследовал от отца и матери, которые по молодости часто прихварывали.  Упоминая о родителях Джошуа, сразу можно обозначить их замкнутый характер и редкие выходы в свет.  Дворяне из довольно знатного рода, ведущего своё начало ещё из позднего средневековья, были они очень чопорны, последовательны и никогда не изменяли своим укоренившимся привычкам.  Основательные консерваторы, они не любили перемен, и редко допускали в свою жизнь и традиции посторонних.  Признаться честно, родители Джошуа были весьма загадочными личностями, весьма загадочными.  О роде их занятий доподлинно никому известно не было, из уст в уста переходили лишь догадки, домыслы и слухи.  Зато известным было то, что семья Геттинбергов имела внушительное состояние, доставшееся им в наследство от далёких предков.  Хозяин вёл довольно расточительный образ жизни, слыл заядлым картёжником и шулером.  При этом работал он в какой-то богатой американской конторе, где зарплата была очень даже приличная.  Ходили тёмные слухи о том, что Геттинберг-старший, как и его покойный отец, приходящийся Джошуа дедом и умерший почти в столетнем возрасте, состоял в какой-то весьма таинственной организации, но не масонской, как кто-то говорил.