Восход
Рассказы - Ужасы
В кроне неспешно протекала жизнь каких-то невидимых глазу созданий, выдававших себя лёгким шуршанием и ворчанием. Издалека доносился приглушенный рёв стремительно несущегося потока воды.
Приподнявшись на локтях, в паре метров от себя он увидел своего преследователя. Тот всё так же безмолвно взирал на него, скрестив руки на груди и поблёскивая сжатыми тонкими губами маски. Человек хотел вскочить и броситься бежать, но неведомая сила властно и непреклонно прижала его к земле.
«Скажи – я в Аду, а ты – Сатана?» - обратился человек к неведомому существу в балахоне, безмолвному и наверняка безымянному, отчуждённому, но испускающему волны силы. Обратился мысленно, потому что подозревал, что вербальное общение с ним, скорее всего, бессмысленно, да и в принципе невозможно. Обратился, не надеясь получить ответ. Однако, в его сознании голос, чуждый всему живому и разумному – в скромном человеческом понимании разума - во вселенной; голос, истирающий его естество в ничтожную пыль своей немыслимой силой, ответил:
«Нет. Это не Ад. Я – не тот, кого младая раса зовёт Сатаной. Нет ни того, ни другого. Есть лишь Хаос и Пустота. Есть углы и грани. И есть Предел».
«Для чего я здесь? Или это кара для меня, а ты – мой мучитель?»
«Нет. Ты сам нашёл путь. Врата Ул’фхегнарди были открыты. Скоро они придут».
Человек почувствовал, что больше ничего не сдерживает его. Вскочив, он бросился бежать сквозь лес прочь от этого существа. Незнакомец в балахоне более не преследовал его, он остался стоять на месте, всё так же бездвижно и безмолвно. Впрочем, сейчас он волновал человека меньше всего. В его голове агонизирующим китом бились только две мысли. Он думал о фразе «Скоро они придут» - кем будут эти Они, идущие сюда из неведомого Ул’фхегнарди, и есть ли шанс ему от них спастись – ведь идут они наверняка за ним. А ещё он думал, что там, за стеною этого жуткого леса, скрыто вожделенное им светило. И он верил, необъяснимо и яростно, что нужно лишь достигнуть его, ещё не рождённого, но близкого к этому – и всё закончится, и он наконец навсегда покинет эти странные, воистину потусторонние, запредельные места.
Бег, бесконечный безумный бег продолжался. Теперь сквозь совершенно густые заросли, спотыкаясь о гротескно застывшие корни; ветви то и дело били его по лицу и телу, их касания напоминали прикосновение к ржавой колючей проволоке, и каждое из таковых оставляло на теле рваные порезы, медленно истекавшие кровью. Хорошо, что среди этих жутких стволов и корней, затруднявших продвижение по его и без того тернистому пути, угадывалась тропа, которой он держался с полной уверенностью, что она его выведет отсюда. Но куда?
Под ногами начала чувствоваться травяная мягкость, ноги утопали в ней по щиколотку, и она ласково и нежно обнимала и щекотала их. Но, бросив на мгновение взгляд под ноги, человек с трудом сдержал свой крик, чтобы сберечь дыхание – то, сквозь что продвигались его ноги, не могло быть травой и в самом страшном сне. Нечто грязно-розовое, покрытое синими бородавками, напоминающее расплющенные щупальца, либо отрастивших присоски планарий, произрастало из самой земли этого чуждого всему рациональному леса, покрывая поверхность сплошным ковром. Оно непрерывно колыхалось и действительно обхватывало ноги, но с любовью мясника, оглаживающего бока приготовленного к закланию невинного поросёнка.
Он бежал дальше, стараясь не смотреть вниз. Однако ступнями он почувствовал, что поросль колышущейся не-травы начала перемежаться чем-то, напоминающим острые камни или битое стекло; при этом воздух наполнился миазмами, место которым было над разрытыми братскими могилами. На этот раз человек не рискнул взглянуть под ноги, ибо жуткие догадки терзали его разум, а проверять их он не хотел для сохранности своего рассудка. Он продолжал бег, чувствуя, как его ноги резались до крови, и кровь его оставалась на земле, приводя в неистовство и без того остервенелые щупальца омерзительной растительности.
Человека ничуть не удивило, что через какое-то время за его спиной раздался хриплый рёв, переходящий в затяжной кашель и сиплый вой. На этот раз он решил обернуться, чтобы посмотреть в лицо неведомой угрозе, настигавшей его с такими жуткими звуками.
Их было около десяти, и поначалу человек принял их за очень больших собак или волков. Но затем во мраке леса начали угадываться детали их облика, моментально приведшие человека в состояние панического ужаса.
«О, Всевышний, что могло породить таких кошмарных богомерзких тварей?!»
Очертаниями они действительно были схожи с псовыми его родного мира, но их размеры превосходили самого крупного из представителей этого семейства в несколько раз. Голову украшали пять пылающих газовым пламенем глаз, хаотично блуждавших по морде, раздвигая плоть, словно она была водами мутной реки. Нижняя челюсть отсутствовала, а верхняя внутри и снаружи была усеяна острыми длинными клыками, с которых капала фосфорицирующая слюна кислотного цвета. Из их глоток свешивались усеянные странными наростами языки, беспрестанно стрекающие наподобие щупалец гидры. Человек не разглядел у них ноздрей; да и уши, видимо, были ни к чему этим иномировым порождениям межзвёздного безумия. Уродливая голова крепилась на, казалось, складной шее, вытягивающейся и сжимающейся в такт бегу. Туловище было крайне худым, сквозь мертвенно-синюю кожу были видны рёбра, местами протыкавшие плоть, прорываясь в разные стороны отвратительными шипами. Позвонки открывались наружу небольшими уродливыми наростами. Ноги, казалось, принадлежали слонам с картин Дали – очень длинные и тонкие, многосуставчатые, они оканчивались когтистой трёхпалой ступнёй. Довершал картину губительно изогнутый хвост, увенчанный чем-то, что человек побоялся даже пробовать идентифицировать, настолько оно было извращённым даже для окружающей реальности.
Из каких тёмных глубин мироздания прибыли эти твари, чтобы настигнуть и пожрать его? И сколько ещё подобных им или иных порождений внемировой аменции таят в себе бездонные колодцы бесконечного пространства космоса?
Они неслись, гонимые жаждой, которую вряд ли можно понять и объяснить, будучи лишённым хотя бы частички того, что составляло их чуждую всему осмысленному природу; неслись, едва касаясь своими причудливыми лапами тверди – но оставляя в местах таких касаний выжженные пятна в омерзительной поросли; неслись точно по следу человека, беспрестанно прядая языком, слизывая капли крови с не-травы, подзадоривая и распаляя себя её вкусом. Человек выжимал из себя последние силы, но расстояние между ним и порождениями всеобъемлющего вселенского кошмара медленно, но верно сокращалось. Обжигающий воздух, вырывающийся из пастей псов, уже касался его спины. Хотелось просто упасть и предаться их воле; однако, впереди светило, столь же спасительное, сколь и губительное, уже начинало вырываться из плена вечной ночи. И поэтому он продолжал свой бег - сквозь вечный ночной страх, воплощённый в этих чащах и щупальцах, сквозь густеющий от мускусного запаха тварей воздух – сквозь весь этот проклятый мир, где он очутился вопреки своей воле.
Неожиданно твердь вновь исчезла под ногами, и он полетел вниз с обрыва. Сколько длилось падение – минуту, час, вечность? – но вскоре под спиной, на которую он приземлился, вновь оказалась твёрдая поверхность. Прошло некоторое время, прежде чем человек, чудом выживший после полёта вниз, смог открыть глаза и оглядеться. Его взгляду предстала абсолютно безжизненная базальтовая равнина. По всему её периметру в, на первый взгляд, хаотичном порядке, были раскиданы мрачные титанические глыбы из чего-то, похожего на морион, чья поверхность была испещрена таинственными клинописными символами. На деле же эти глыбы создавали собой некое подобие спирали, закручивающейся к центру.
А в центре равнины было дерево.
Гигантское дерево, пронзающее пространство и время, имеющее огромные толстые корни, необъятный ствол и ветви, теряющиеся где-то в чёрно-синем колодце неба. И всё это дерево было переплетением гигантских вен и артерий, пульсирующих и перекачивающих что-то из глубины в пустоту. Кровь, первичный бульон, души, нечто иное и непредставимое? – неведомо. Завораживающими и жуткими были сокращения этих чудовищных сосудов, сплётшихся в порочном сопряжении запредельного синуса. И, в такт титаническим сокращениям, на ветвях подрагивали омерзительные полупрозрачные кули с… Боже, каким жутким созданиям могли принадлежать те эмбрионы, что находились в этих кулях на ветвях дерева, насыщаясь тем, что беспрестанно шло вверх по сосудам?!
Человек рухнул на колени, затем лицом на землю и зарыдал. Без всхлипов, без слёз – но от всей своей гибнущей души.
Приподнявшись на локтях, в паре метров от себя он увидел своего преследователя. Тот всё так же безмолвно взирал на него, скрестив руки на груди и поблёскивая сжатыми тонкими губами маски. Человек хотел вскочить и броситься бежать, но неведомая сила властно и непреклонно прижала его к земле.
«Скажи – я в Аду, а ты – Сатана?» - обратился человек к неведомому существу в балахоне, безмолвному и наверняка безымянному, отчуждённому, но испускающему волны силы. Обратился мысленно, потому что подозревал, что вербальное общение с ним, скорее всего, бессмысленно, да и в принципе невозможно. Обратился, не надеясь получить ответ. Однако, в его сознании голос, чуждый всему живому и разумному – в скромном человеческом понимании разума - во вселенной; голос, истирающий его естество в ничтожную пыль своей немыслимой силой, ответил:
«Нет. Это не Ад. Я – не тот, кого младая раса зовёт Сатаной. Нет ни того, ни другого. Есть лишь Хаос и Пустота. Есть углы и грани. И есть Предел».
«Для чего я здесь? Или это кара для меня, а ты – мой мучитель?»
«Нет. Ты сам нашёл путь. Врата Ул’фхегнарди были открыты. Скоро они придут».
Человек почувствовал, что больше ничего не сдерживает его. Вскочив, он бросился бежать сквозь лес прочь от этого существа. Незнакомец в балахоне более не преследовал его, он остался стоять на месте, всё так же бездвижно и безмолвно. Впрочем, сейчас он волновал человека меньше всего. В его голове агонизирующим китом бились только две мысли. Он думал о фразе «Скоро они придут» - кем будут эти Они, идущие сюда из неведомого Ул’фхегнарди, и есть ли шанс ему от них спастись – ведь идут они наверняка за ним. А ещё он думал, что там, за стеною этого жуткого леса, скрыто вожделенное им светило. И он верил, необъяснимо и яростно, что нужно лишь достигнуть его, ещё не рождённого, но близкого к этому – и всё закончится, и он наконец навсегда покинет эти странные, воистину потусторонние, запредельные места.
Бег, бесконечный безумный бег продолжался. Теперь сквозь совершенно густые заросли, спотыкаясь о гротескно застывшие корни; ветви то и дело били его по лицу и телу, их касания напоминали прикосновение к ржавой колючей проволоке, и каждое из таковых оставляло на теле рваные порезы, медленно истекавшие кровью. Хорошо, что среди этих жутких стволов и корней, затруднявших продвижение по его и без того тернистому пути, угадывалась тропа, которой он держался с полной уверенностью, что она его выведет отсюда. Но куда?
Под ногами начала чувствоваться травяная мягкость, ноги утопали в ней по щиколотку, и она ласково и нежно обнимала и щекотала их. Но, бросив на мгновение взгляд под ноги, человек с трудом сдержал свой крик, чтобы сберечь дыхание – то, сквозь что продвигались его ноги, не могло быть травой и в самом страшном сне. Нечто грязно-розовое, покрытое синими бородавками, напоминающее расплющенные щупальца, либо отрастивших присоски планарий, произрастало из самой земли этого чуждого всему рациональному леса, покрывая поверхность сплошным ковром. Оно непрерывно колыхалось и действительно обхватывало ноги, но с любовью мясника, оглаживающего бока приготовленного к закланию невинного поросёнка.
Он бежал дальше, стараясь не смотреть вниз. Однако ступнями он почувствовал, что поросль колышущейся не-травы начала перемежаться чем-то, напоминающим острые камни или битое стекло; при этом воздух наполнился миазмами, место которым было над разрытыми братскими могилами. На этот раз человек не рискнул взглянуть под ноги, ибо жуткие догадки терзали его разум, а проверять их он не хотел для сохранности своего рассудка. Он продолжал бег, чувствуя, как его ноги резались до крови, и кровь его оставалась на земле, приводя в неистовство и без того остервенелые щупальца омерзительной растительности.
Человека ничуть не удивило, что через какое-то время за его спиной раздался хриплый рёв, переходящий в затяжной кашель и сиплый вой. На этот раз он решил обернуться, чтобы посмотреть в лицо неведомой угрозе, настигавшей его с такими жуткими звуками.
Их было около десяти, и поначалу человек принял их за очень больших собак или волков. Но затем во мраке леса начали угадываться детали их облика, моментально приведшие человека в состояние панического ужаса.
«О, Всевышний, что могло породить таких кошмарных богомерзких тварей?!»
Очертаниями они действительно были схожи с псовыми его родного мира, но их размеры превосходили самого крупного из представителей этого семейства в несколько раз. Голову украшали пять пылающих газовым пламенем глаз, хаотично блуждавших по морде, раздвигая плоть, словно она была водами мутной реки. Нижняя челюсть отсутствовала, а верхняя внутри и снаружи была усеяна острыми длинными клыками, с которых капала фосфорицирующая слюна кислотного цвета. Из их глоток свешивались усеянные странными наростами языки, беспрестанно стрекающие наподобие щупалец гидры. Человек не разглядел у них ноздрей; да и уши, видимо, были ни к чему этим иномировым порождениям межзвёздного безумия. Уродливая голова крепилась на, казалось, складной шее, вытягивающейся и сжимающейся в такт бегу. Туловище было крайне худым, сквозь мертвенно-синюю кожу были видны рёбра, местами протыкавшие плоть, прорываясь в разные стороны отвратительными шипами. Позвонки открывались наружу небольшими уродливыми наростами. Ноги, казалось, принадлежали слонам с картин Дали – очень длинные и тонкие, многосуставчатые, они оканчивались когтистой трёхпалой ступнёй. Довершал картину губительно изогнутый хвост, увенчанный чем-то, что человек побоялся даже пробовать идентифицировать, настолько оно было извращённым даже для окружающей реальности.
Из каких тёмных глубин мироздания прибыли эти твари, чтобы настигнуть и пожрать его? И сколько ещё подобных им или иных порождений внемировой аменции таят в себе бездонные колодцы бесконечного пространства космоса?
Они неслись, гонимые жаждой, которую вряд ли можно понять и объяснить, будучи лишённым хотя бы частички того, что составляло их чуждую всему осмысленному природу; неслись, едва касаясь своими причудливыми лапами тверди – но оставляя в местах таких касаний выжженные пятна в омерзительной поросли; неслись точно по следу человека, беспрестанно прядая языком, слизывая капли крови с не-травы, подзадоривая и распаляя себя её вкусом. Человек выжимал из себя последние силы, но расстояние между ним и порождениями всеобъемлющего вселенского кошмара медленно, но верно сокращалось. Обжигающий воздух, вырывающийся из пастей псов, уже касался его спины. Хотелось просто упасть и предаться их воле; однако, впереди светило, столь же спасительное, сколь и губительное, уже начинало вырываться из плена вечной ночи. И поэтому он продолжал свой бег - сквозь вечный ночной страх, воплощённый в этих чащах и щупальцах, сквозь густеющий от мускусного запаха тварей воздух – сквозь весь этот проклятый мир, где он очутился вопреки своей воле.
Неожиданно твердь вновь исчезла под ногами, и он полетел вниз с обрыва. Сколько длилось падение – минуту, час, вечность? – но вскоре под спиной, на которую он приземлился, вновь оказалась твёрдая поверхность. Прошло некоторое время, прежде чем человек, чудом выживший после полёта вниз, смог открыть глаза и оглядеться. Его взгляду предстала абсолютно безжизненная базальтовая равнина. По всему её периметру в, на первый взгляд, хаотичном порядке, были раскиданы мрачные титанические глыбы из чего-то, похожего на морион, чья поверхность была испещрена таинственными клинописными символами. На деле же эти глыбы создавали собой некое подобие спирали, закручивающейся к центру.
А в центре равнины было дерево.
Гигантское дерево, пронзающее пространство и время, имеющее огромные толстые корни, необъятный ствол и ветви, теряющиеся где-то в чёрно-синем колодце неба. И всё это дерево было переплетением гигантских вен и артерий, пульсирующих и перекачивающих что-то из глубины в пустоту. Кровь, первичный бульон, души, нечто иное и непредставимое? – неведомо. Завораживающими и жуткими были сокращения этих чудовищных сосудов, сплётшихся в порочном сопряжении запредельного синуса. И, в такт титаническим сокращениям, на ветвях подрагивали омерзительные полупрозрачные кули с… Боже, каким жутким созданиям могли принадлежать те эмбрионы, что находились в этих кулях на ветвях дерева, насыщаясь тем, что беспрестанно шло вверх по сосудам?!
Человек рухнул на колени, затем лицом на землю и зарыдал. Без всхлипов, без слёз – но от всей своей гибнущей души.
02.04.2017
Количество читателей: 8425