ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!
     Данное произведение содержит описания жестокости и насилия.  Оно не предназначено для прочтения лицами до 18 лет, беременными, страдающими психическими заболеваниями и особо впечатлительными. 
     Это предупреждение не является частью текста произведения и действительно служит для предварительного уведомления читателей. 
     
     
     ОХОТНИКИ
     
     Они вышли из шуршащих листьев надоевшего кустарника на большую поляну.  Их было двое, они охотились, их ждали с добычей.  Но, хотя путь и лежал в обратном уже направлении - руки их были пусты, если не считать копий. 
     Вернее - копья у одного, и бесполезных обломков - у другого. 
     Лицо этого охотника усердно скрывало злобу и ненависть, выдавал его лишь изредка неумелый взгляд вбок.  Он злился и ненавидел всё и всех, и, пожалуй впервые, даже себя.  Его мучительно иссушала неутолённая жажда мести. 
     Да, он отомстит, непременно, но не сейчас - потом, когда у него будет новое копьё, ещё больше и острее, и много камней, тоже больших и острых, и он будет прятаться высоко на дереве или на холме за валуном, а его ненавистный товарищ будет легкомысленно идти внизу, ни о чём не подозревая, по своим делам, грязным и мелким, как он сам… И никто не посмеет посмотреть на Нгобо через правое плечо после того, как огонь его злобы затушит собой кровь Мбассы, вина которого не только в том, что Нгобо уже лишился любимого оружия, но и в том, что после возвращения он лишится и удобной женщины - уже из-за того, что долгожданная добыча так и осталась догнивать там, откуда обратно вместе они бредут уже второй день! Без сомнения - за это женщину отдадут другому - более удачливому, ловкому, сильному, любому, кто не вернётся в таком бесполезном состоянии - без добычи и копья… И той уже добычей со Нгобо не поделятся - они не поверят, что собственная добыча Нгобо не была тронута его зубами и так вся целиком осталась у тропы! Не поверят, что Нгобо пять дней питался лишь одними листьями и иногда только - личинками.  А Мбасса - ? Мбасса будет молчать - недвусмысленно, гадко усмехаясь, когда его спросят - правда ли всё то, о чём поведал Нгобо… За всё это, всё что случилось и чему предстоит ещё, за это отомстится проклятому Мбассе! Но всему - своё время…! И своё - каждому!
     На лице второго охотника вообще отсутствовало какое-либо выражение. 
     Он спокойно и уверенно знал, что Нгобо его ненавидит и всегда его ненавидел, знал, что ему удалось вчера довести эту ненависть до нужного предела, и что Нгобо наконец теперь изо всех сил своего слабого ума замышляет очередную жалкую и неизобретательную месть.  И что Бгенге продолжит внимательно и безостановочно следить за Нгобо, так что едва лишь тот бросится на Мбассу с намерением лишить его жизни и чести, неожиданное и остроумное препятствие вдруг станет последним событием в его недолгом, но весьма недостойном существовании, всем уже давно и вполне опротивевшем. 
     С такими лицами и мыслями охотники брели уже второй день и впервые за всё это время с ними произошла наконец перемена. 
     Тут же, на краю поляны у обоих охотников ноги словно увязли в болотной жиже и тотчас испуг стал всё чётче разгораться в их непривычно раскрывшихся глазах. 
     Им было ясно, что поляны быть не могло и не должно - здесь всегда кончался кустарник и начинались большие хвойные деревья, спереди левее - невысокие холмы, сразу справа - ручей в овраге.  Это знал любой, так было всегда и быть иначе никак и никогда просто не могло. 
     Кроме особых случаев, тех самых - не просто редких, а таких, как сегодня, сейчас - когда всё вокруг нездорово плоское, деревьев нет, как нет и муравейников, гниющих пней, неглубоких ям со стоячей водой, и вовсе ничего нет знакомого, а есть - одна только странная щетинистая трава смущающе одинакового роста и какой-то чужой воздух. . . 
     Охотники замерли и посмотрели друг на друга, боясь не только назвать слово, которое никто уже давно не слыхал, но и даже подумать о нём - и о том, конечно, что оно означает.  Каждый ждал - когда другой произнесёт его, зная вполне, разумеется, что никто этого не сделает, и понимая - что это, впрочем, никак уже и не поможет. . . 
     Охотники не успели ещё в душе перенестись из крайнего изумления в глубочайшее отчаяние, как воздух чуть колыхнулся и по болезненно чистому жгуче синему небу рябью прошёл рагдруб. 
     Охотников мягко, и как бы - изнутри, подтолкнул вглубь переменный лугбод-улбар. 
     Копья следовало немедленно отбросить, чтобы нцорб-до не охватил их жган-лбод сейчас, пока они не во всей ещё полагающейся полноте представили друг другу лугдун-рцэ. 
     Сверху, но при этом и как бы из под земли, явилось четыре царбуд-гло-убдмол, сопровождаемые равноцветными раскатами мягкого грома, от которого в некоторых внутренностях начало зеркально сотрясаться и цладбор разместился где-то сзади и как-то отделённо от скрытого. 
     На охотников ступенями наваливалась дребезжаще освежёваная усталость, чередуясь со вздуто-перекрещенным жгодум-угбол. 
     Поляна тем временем начала расширяться и урждулп обретать объяснимо пугающую ясность, отражённо расслаиваясь на отяжелело-переливчатый црондог и первично-размытый скрипящий цхаг. 
     Под левыми ногами ощущалось, как домбгар образует сложные и взаимно пропитывающие сочленения отдельных проявлений нобжлар-барог, временно становясь ог-халбод, и как бы скрывая истинную сущность цгам-лон от соотнесения. 
     Поляна безостановочно переставала являться поляной и вновь становилась поляной, будучи вместе с тем и чем-то непреодолимо третьим, подобным гжамцор-обдгол. 
     Охотники знали, что если сейчас попытаться бежать, то всё станет лишь хуже.  Гораздо хуже, так, что даже обратимый гулбор-цхург их не сможет спасти. 
     Поэтому они обречённо стояли и жалобно ждали, пока ург-дроб полностью не обозначится перед ними всей своей прерывистой ргубол-цугуд и не начнёт их разворотное просмотрение сквозь нестыкуемые грани уцтол-буг. 
     Ург-дроб просачивался в наружное зрение будто сквозь память и имел неявные очертания нгутлоб, в чём охотники всё сильнее убеждались и всё больше надежда на то, что они изначально во всём ошибались и всё в итоге будет совсем оборотно, крепла в их просклонённом сознании. 
     Действительно, об этом чрезвычайно желаемом исходе свидетельствовало всё происходящее и вопрос был только в одном - на какую сторону света будут смотреть хлуждорб. 
     Если на север, то охотники вернутся к себе не только живыми и невредимыми, но и с великой радостной вестью об окончании тхамборг и начале нового друпланг. 
     Но и в том случае, если хлуждорб будут смотреть на запад, по крайней мере только произошедшим уже всё и ограничится.  Конечно, потом ночи ещё долго будут истязать этими ужасными видениями, да и все зубы необходимо будет выбить, но свобода от худшего стоит того, чтобы всё это перетерпеть. 
     О хлуждорб, смотрящих на восток, думать уже крайне не хотелось.  Все те незаживающие изъязвления, выплавленные веки и рёбра, вращающиеся личинки в языке и сросшиеся ноги - то было самое малое из всего чудовищного набора, о котором все твёрдо знали уже с самого раннего детства, особенно - перед сном. 
     Но на юг посмотрели хлуждорб. . .  На юг!
     Говорили, что тот самый дряхлый безумный истекающий слюной старик, чьё имя не то что не помнили, а даже и не знали, слышал в своей непреодолимо далёкой молодости от иного старика, подобного ему нынешнему - что же на самом деле предвещают глядящие на юг хлуджорб.  И, как добавляли, именно после того, как узнал всё - он и стал смотреть так странно - сквозь воздух - прямо, как от рождения невидящий, и вечная слюна закапала из его навсегда раскрывшегося рта… Поэтому никто не решался у него ничего спрашивать, опасаясь услышать то, чего слышать не желал бы даже под страхом самых жестоких истязаний. 
     Как только хлуджорб, качнувшись, явственно замерли в южном направлении, у охотников словно что-то набухло или отчасти лопнуло внутри.  Они знали, и откуда - непонятно, но знали совершенно точно, что теперь - никогда не умрут.  Но это не утешало, напротив - смерть, пожалуй, была бы для них убежищем. . . 
     Ург-дроб пятигранно воздел орудие уцтол-буг к лурбад и издал брудлог. 
     Охотники послушно встали лицом к лицу, торжественно вытянули перед собой руки раскрытыми ладонями вперёд и пальцами вверх, мягко возложили их на виски друг друга и начали плавно давить большими пальцами на незакрытые глаза - сперва слабо, потом всё сильнее и сильнее, до тех пор, пока с отвратительно тихим звуком глаза не полопались. 
     После этого они начали поочерёдно высасывать носом друг у друга из глазниц их студенистое содержимое. 
     Затем - неторопливо, соблюдая назначенный счёт, пооткусывали частями друг другу верхние губы. 
     Следом они под недосказанно изнаночные вспышки бгудум-рдэ стали вкручивать друг другу в ноздри указательные пальцы - настолько глубоко, чтобы они проходили через носоглотку до зубов, где ими и зажимались совершенно намертво - так, что уперевшись ногами в грудь товарища, охотник резко отдёргивал руку к себе с такой силой, что застрявший в носу и зубах палец выдирался из сустава кисти и оставался торчать из ноздри. 
     Затем остриём неслучайно сломанного копья они сделали у каждого по широкому надрезу на животе, оттянули от мяса кожу и, мысленно восклицая с дробным усердием заданное о положенном, взаимно засунули в образовавшиеся карманы друг другу свои подрагивающие головы. 
     Над ними красновато затлел знак блунп-оргод. 
     И тут Нгобо понял, что Мбасса не был виноват, что всё было предопределено ещё до рождения, что всю жизнь его постоянно окружали недвусмысленно ясные знаки, предвещающие происходящее, но он не понимал их, думая, что всё, чему был обучен - хотя и безусловно истинно, но вместе с тем и несущественно, что оно где-то там - вовне, и, существуя на самом деле - как Солнце и Луна - столь же как они далеки и недосягаемы, и на самом деле безразличны ко всему и ко всем.  Если на Солнце жарко - можно уйти в тень и оно не последует ни за кем, чтобы продолжить печь его тело.  Так же и думалось о бдуглоц-тунбгор - они всюду, но они не обратят внимания на себя, если - в Заказные Дни достаточно обильно окропить Камни Отторжения надёжно сцеженным и возложить не скупясь на них упорно соскобленое.  Да, верить устно и верить деятельно - это не одно и то же, это даже противоположно.  И расплата за лишь веру провозглашённую внешне, но без внутреннего дела - вот она теперь - всюду - здесь… Всё правильно…
     Мбасса же ничего не понял, ему лишь навязчиво вспоминался стон, который он никогда не слышал. 
     Да, увы, хотя хлуджорб и были вытянуты в наименее выгодном направлении, но - сами они обладали той не сразу очевидной особенностью, которая делает их настолько подобными дорг-цробд, что вполне неудивительно появление непроизвольного желания впитать полуочерёдные остатки улцург ради необещанной возможности ургул-бод. 
     Тем временем первичное цобнол-удорг было завершено.  Начиналось брунг-цод. 
     Вокруг рлуб-цбур засветились сто девять удбо-жугцор.  Между ними протянулись мерцающие нити объединяющих тхолмод.