Он сидел у погасшего огня с вырванным с кровью сном.  Остались голые кости реальности.  Сиротская бездонная тоска скрутила и сплющила душу.  Аобрик невидящими глазами уставился в туман, силясь разглядеть то, с чем его так немилосердно разлучили. 


     В такие минуты, наверное, исчезают некоторые груны.  Потеряв голову, они срываются среди ночи и рвутся в темень, не разбирая ничего.  Лишь бы догнать, успеть, достичь! Вернуть!! Сжавшись в ком, стиснув зубы, Аобрик изо всех сил держался на грани.  Но постепенно наваждение слабело, и Аобрик обнаружил, что мертвой хваткой сжимает в ладони путеводный камень.  А над головой, странно высвечиваясь, бледнело брань-дерево. 


     Аобрик не помнил Мати, он вырос в Лирове, где отича и матинь заменили волховые ведуны братовства Лировского.  И хотя все братья относились к нему, как к родному, Аобрик запомнил особенно брата Суразня.  Добрый, веселый, отзывчивый.  Он никогда не отмахивался от Аобрика, и на все вопросы у него был интересный ответ.  А сколько легенд он знал! Суразень стал Аобрику старшим братичем и занимался его обучением.  Это потом Аобрик узнал, что в его роду малышей отдавали старшим братичам и сестриням на воспитание, в то время, как родители пеклись о доме.  Род грунов, некогда малочисленный, размножился и расселился по Призрачным полесьям на многие дни похода.  Прирожденные охотники и воины неизвестно почему стали селиться все ближе к краю леса, а иной раз и вовсе на открытом месте, на пригорных полянах, не отходя однако далеко от леса.  В случае грозящего всему роду лиха спасались под сенью Призрачного Леса. 


     Груны – спокойный и жизнерадостный народец.  Любят песни, сказы и праздники.  В лесу как птица в поднебесье.  А все потому, что есть у грунов дар особый.  Некоторые их причисляют к нежити, дескать, духи они лесные.  Но кто узнает поближе грунов, разумеет: могут они душой видеть мир, и если что случится надобность, управлять и изменять обстоятельства вещей.  Кто-то называет это колдовством и магией, а кто-то ведовством. 


     Волховые ведуны несказанно обрадовались, когда родичи привели им на воспиту еще совсем юного Аобрика.  Красная шевелюра с проблесками солнечно-желтых пятен, которая спустя время покроет его голову, тогда еще только пробивалось.  Это были те самые времена, когда ведуны поделились с народом Откровением, пришедшим к ним ответом на вопрос, отчего груны перерождаются.  Аобрик тогда мало что понял из объяснений волхвов.  Но более старые и мудрые груны уразумели, что особой опасности в том, что их народ перерождается в нечто новое, нет, и это скорее дар, нежели проклятие. 


     «Таков Поряд Вещей», - сказали ведуны, и все, кто понял, вздохнули с облегчением, те же, кто не понял, предпочли просто поверить. 


     Волхвы радовались появлению Аобрика, ведь он был груном третьей, последней на то время ступенью перерождения…


     … Обрывки видения гасли одно за другим, как островки на воде, покрываемые наводнением.  Аобрик еще цеплялся за них, пытаясь ухватить, откуда пришли.  Видение не было из детства, бывшего хоть и не одиноким, но сиротским.  Вскоре у него не осталось ничего кроме ощущения потери, которое с утратой образов стало еще более острым и нестерпимым. 


     Сутуня с тревогой глядел на спутня, чувствуя, как липкое чувство, тихое, но неотвратимое, закрадывается в его душу.  Он не любил бояться, это было несвойственно его племени, но страх все же брал свое.  Сутуня не хотел оставаться один перед лицом грядущей опасности, а состояние Аобрика тревожило его все больше и больше.  Раньше он был уверен, что Аобрику так же нужна его сила, ловкость и выдержка, как Сутуне нужны мудрость и ведовые силы спутня, но происходящее подвергало это сомнению.  Да, Сутуня прекрасно знал, что в устье реки Ишь-Ты сила не нужна, именно поэтому Аобрик нужен был ему.  Но после устья их ожидал Залес Груидов, где Сутуня собирался проявить все свои уменья.  Теперь же, после того, как ведун спас войнера от болтливого валуна, самолюбие этого самого войнера весьма пошатнулось, и он был не уверен, что Аобрик чувствует себя в безопасности с такой «охраной».  Более того, он впервые увидел отчуждение и тоску на лице груна, и от этого ему становилось совсем не по себе. 


     – Пора, - произнес Аобрик, поднимаясь и завязывая на груди путы накидки малахитового цвета.  Взгляд его перестал быть растерянным и чужим, он снова наполнился заботой и теплотой о спутнях и решительностью. 


     Сутуня решил переждать с выводами, тоже поднялся с земли и цвет его кожи из синего, означавшего тревогу, вновь стал бледно-розовым, выражавшим средоточень и спокойствие.  В минуту реальной напасти кожа его принимала цвет окреста, такой же она была, когда он спал.  Аобрик обзывал эту способность каким-то непонятным словом, которое Сутуня и запомнить-то не соизволил.  Защитная функция кожи была для него такой же обычной вещью, как рыжие воды Долины Ручьев или малахитовое небо той же долины осенними ночами. 


     Аобрик не мог объяснить Сутуне, что с ним произошло.  Он и себе-то это с трудом мог объяснить.  Чуя, что его состояние тревожит спутня, он пытался распространить вокруг себя добро и заботу, и, судя по цвету кожи Сутуни, у него получилось.  Похвалив себя за умелое использование Дара Дымчатого Глибола – Дар был единственным для каждого отдельного груна – Аобрик еще раз проверил направь…


     … Во время перехода от брань-дерева на них напали.  Уже смеркалось и поднялся холодный ветер.  Угнетающая обстановка усиливалась в своей мрачной тревожности еще одним ужасным элементом.  Внезапно взорвавшийся шквалом ветер принес целую стаю леденящих душу звуков, криков, стонов и рычаний.  Казалось, сильный ветер или тот, кто им управляет, разворошил недра Креаны и зачерпнул горсть, полную вопящих душ грешников, мучимых демонами.  Путни напряженно всматривались в туманную мглу и вздрагивали при каждом жутком и зловещем звуке, хватаясь за оружие.  Сутуня потемнел, с тревогой ощущая, как беспокойно ворочается в корзине за плечами маленький Гудмончик, видимо также чувствовавший себя крайне неуютно.  Аобрик бормотал охранительные заклинания, теребя в руках обережное ожерелье.  Недалеко впереди замаячил высокий холм, усеянный темными глыбами камней. 


     Необъяснимым образом Сутуня и Аобрик разом направились к холму.  Возможно, это их и спасло от участи быть может гораздо более ужасной, чем просто смерть.  Уже на подступах к холму, прорываясь сквозь стену ветра, Аобрик заметил краем сознания в стороне зловещее движение какой-то тени.  Аобрик окликнул Сутуню, чтобы предупредить о возможной опасности, и вынул меч из ножен.  Но Сутуни уже не было рядом.  Оставшись в одиночестве, Аобрик почувствовал, как шевелятся волосы на голове.  Сжимая рукоятку меча, он сделал шаг на ватных ногах в направлении холма и споткнулся.  Падая, Аобрик выпустил руки вперед, не выпуская меча, ударился локтями и коленями об острые и очень твердые камни, как будто специально собравшиеся тут накануне. 


     – Сутуня! – закричал Аобрик, стараясь перекричать рев ветра.