Мне показалось, что вы – кошки. 


     - Мы не наркоманы, - как бы оправдываясь перед девушкой, сказал Дэн.  Чувство юмора постепенно возвращалось к нему. 


     - Она все знает, - тихо сказала девушка, не отрывая взгляд от старухи, - она знает нас, она знает о наших страхах. 


     - Я ее первый раз в жизни вижу, - сказал Муха. 


     - Я тоже, и, тем ни менее, она знает, что тебя зовут Жорой, и что ты до смерти боишься кошек.  Также она в курсе, что меня зовут Ларисой…


     - О, мы наконец-то выяснили твое имя, - перебил девушку Дэн.  Каждый по-своему защищается от стресса.  Этот парень спасался дешевым юмором, - очень приятно!


     - Заткнись, - рявкнул Муха и обратился к Ларисе, - старуха что-то говорила о воде, ты боишься воды?


     - Да, у меня гидрофобия. 


     - А тебе ничего не мерещится? Ну, например, капли с потолка или ручеек посреди салона. 


     - Нет, - ответила Лариса, - кроме дождя за окном, никакой воды я тут не наблюдаю. 


     - Там нет никакого дождя, - серьезно сказал Дэн. 


     Девушка тяжело плюхнулась на сидение и, часто моргая, уставилась в окно.  Муха посмотрел туда же.  Нет, никакого дождя не было ни видно, ни слышно.  За окном была одна лишь тьма, черная непроглядная тьма.  Только кое-где виднелись огни из окон чужих домов.  Так думали все, но Муха-то знал, что это не какие это не светильники, это горят тысячи кошачьи глаз.  И если троллейбус остановится, кошки непременно убьют его.  Нет! Он никогда не допустит этого! Троллейбус остановится только через его труп! Все лучше, чем умереть от лап сотен кошачьих. 


     - Ну, с нами все понятно, - спокойно сказала Лариса.  Откуда у нее взялось это свойство, практически мгновенно успокаиваться и принимать все как должное, - мне будет мерещиться вода, а Жоре – кошки, пока мы либо не сойдем с ума, либо не умрем.  А чего боишься ты, Денис? Бабка сказала, что кто-то придет за тобой.  Кто?


     - Понятия не имею, - сказал Дэн, - я ничего не боюсь.  По крайней мере, патологически. 


     Дэну показалось, что голос его не дрожал.  Он, во всяком случае, все для этого сделал.  Никто не мог знать о его страхе.  Дэн ни разу, ни единым словом не обмолвился о Лилипуте…


     


     …он жил у него под кроватью.  Дэн ни разу его не видел, но чувствовал прекрасно.  Первый раз он дал о себе знать в тот злополучный день, когда Дэна угораздило притащить со свалки кучу мусора.  Он точно был лилипутом.  Ну, кто еще поместится под детской кроваткой.  Каждую ночь Лилипут будил Дениса то тихим постукиванием, то жутким воем, иногда он чуть слышно скреб ногтями по днищу кровати, иногда плакал.  Дэн очень четко представлял себе его длинные грязные расслоенные ногти и кровавые слезы. 


     Однажды кто-то из родительских знакомых сказал, что у них дома завелись мыши и каждую ночь скребутся, мешая всем спать.  Дэн, было, обрадовался и поставил крысоловку (если у него под кроватью и жил какой-нибудь грызун, то скорее это была крыса).  Эту ночь Денис тоже не спал, он ждал.  И вот уже ближе к утру, он услышал слабый щелчок – ловушка сработала! Очень быстро Денис слез с кровати и заглянул под нее.  Ловушка стояла там, где мальчик ее оставил.  Но только ни крысы, ни мыши рядом с ней не было.  Крысоловка сработало, да и сыр, который Денис стащил за ужином специально для приманки, тоже исчез, но того, кто этот сыр украл, не наблюдалось.  И вот тут Дэн впервые услышал его смех.  Жуткий, непонятный смех.  Смеялся толи взрослый, толи ребенок; толи здоровый человек, толи больной раком горла.  Денис не видел того, кто смеялся, но этот кто-то явно издевался над ним. 


     “Что, малец, выкусил! Меня на простую крысоловку не взять! Я буду с тобой вечно, слышишь, вечно!”


     Кому этот маленький мальчик мог все рассказать? С кем мог поделиться своими страхами? С матерью? Ну, уж нет! Это женщина была страшной паникершей.  Она сразу же начала бы таскать Дениса по мыслимым и не мыслимым врачам, апотом бы и сама слегла с инфарктом (что в конечном итоге и случилось). 


     Рассказать все отцу? Странная мысль, но Дэн был почему-то уверен, что они с Лилипутом заодно.  После того, как отец отвесил ему затрещину, Денис не доверял ему ни на грамм. 


     Так и жил этот мальчик с Лилипутом под кроватью и со страхом в сердце.  Вскоре он стал меньше замечать стук внизу.  Это как назойливая муха: сначала ты пытаешься ее отогнать, а потом не замечаешь, что она сидит у тебя на носу.  Через некоторое время, шум прекратился, растворился в ночи, исчез.  Шум, но не его причина…


     


     Некоторое время ехали молча.  Никому не приходило в голову, что делать дальше, чего от них хотят, куда их везут и, главное, кто за всем этим стоит? Эти вопросы никто не вслух не произносил, но они будто витали в воздухе. 


     Молодые люди перебрались в хвост салона, подальше от тела.  В троллейбусе, естественно, не нашлось никакого покрывала, чтобы накрыть его, и противный желтый глаз все также наблюдал за тремя до смерти напуганными пассажирами. 


     Лариса сидела у окна, слушая шум несуществующего дождя.  Он вводил ее в транс.  Она вдруг подумала, что если троллейбус остановится (а ей этого ужасно хотелось), она ни за что не сможет из него выйти под проливной дождь, даже зная, что на самом деле его нет. 


     Муха наоборот отвернулся от окна, уставился себе в ноги и бормотал что-то под нос.  Он так же, как и Лариса, очень хотел, чтобы троллейбус остановился, но в то же время вряд ли заставил бы себя из него выйти.  Ведь там, на улице, его ждала стая озлобленных котов. 


     Дэн ходил по салону взад и вперед, украдкой поглядывая под сиденья.  Детский страх постепенно брал над ним верх.  Уж если кто-то и хотел выйти из этого треклятого троллейбуса, так это был Денис. 


     - Во всем должен быть хоть какой-то смысл, - сказала, наконец, Лариса, - должна быть какая-то причина того, что нас тут закрыли и пытаются до смерти напугать. 


     - Может инопланетяне, - неуверенно сказал Муха, - следили за нами всю жизнь, а теперь наблюдают и пытаются изучить поведение человека в стрессовой ситуации. 


     - Не-а, - замотал головой Дэн, - скорее правительство.