Ровно в семь утра он выходит из дома и бежит к метро.  На улице идет ливень, и его пальто быстро намокает.  Он бежит, утопая в лужах, прикрыв голову дешевой вчерашней газетой.  На передовице от дождя расплылись чернила, но на ней все еще можно различить слово «ПРЕСТУПЛЕНИЕ!», написанное огромными буквами. 
     Он забегает в вагон.  Двери начинают закрываться, но он придерживает их рукой, чтобы впустить такую же вымокшую девушку. 
     - Ух, спасибо, - громко говорит она, вытирая щеки, влажные от дождя, а потом добавляет, - Дурацкий город!
     - Я называю его Некро-город, - говорит он, но она уже не слушает. 
     Он смотрит на газету.  Кроме слова «ПРЕСТУПЛЕНИЕ!» все расплылось и исчезло, как навеянные сном мысли. 
     Поезд с воем несется под землю, под Некро-город.  Он называет его так, потому что «все здесь мертвое».  И никогда не объясняет, что мертво и почему, если его спрашивают. 
     Ровно в семь утра он выходит из дома и бежит к метро, чтобы попасть на работу.  Он и сам не смог бы рассказать, чем именно он занимается.  «Так, всем понемножку», просто отвечает он и пожимает плечами.  Если его спрашивают.  Он редко говорит, если его не спрашивают.  Это неприлично. 
     Он выходит на своей станции, на шестой остановке.  Едет вверх на эскалаторе.  Вновь погружается в дождь.  В его голове – пусто.  Только рука яростно сжимает ручку дипломата.  «Главное – не забыть и не потерять».  Первая мысль, посетившая его в первый день работы.  Далее – молчание. 
     На работе у него есть свой кабинет.  И это выгодно поднимает его над «теми, кто там».  Имеются ввиду люди, работающие в общем зале.  В душном и шумном общем зале. 
     Едва зайдя в офис, он встречает своего начальника. 
     - А, к вам пришли! – нарочито весело говорит он, - Один господин из серьезного ведомства, - тут он понижает голос.  При этом он так сильно опускает голову, что из его многочисленных подбородков образуется несколько слепых улыбок. 
     Его начальник, господин Август, лишь первичное звено в бесконечной цепи начальников и подчиненных, руководителей отделений, отделов и подотделов различной степени важности.  Психология господина Августа была настроена просто – показать работу «тем, кто сверху».  Он очень любит расхаживать по общему залу между столов, за которыми в поте лица трудятся молодые сотрудники, и громко вещать, вещать и вещать.  Вещать обо всем на свете, часами рассказывая анекдоты, истории из прошлой жизни, каверзные случаи «студенческих годов», постоянно делая упор на то, что «доверие – самое главное, зарабатывать его нужно годами, годами, годами…».  Вышестоящее же начальство рвение господина Августа отмечало, но не в положительную сторону, а так, для подстраховки, на случай аврала.  Так что среди сотрудников в общем зале пышным цветом цвели споры, получит ли август повышение в ближайшие год/два/три или нет. 
     Пробормотав что-то невнятное, он обходит начальника (что не так просто!) и поднимается в свой кабинет.  В кабинете очень темно.  Мрак кажется материальным, размазанным жирными щедрыми мазками по воздуху.  У кресла, в котором обычно сидят клиенты, мрак кажется особенно густым.  Кажется, там кто-то есть…
     Из темноты вырастает высокая худая фигура.  Она кажется бесформенной, но как только глаза привыкают к темноте, можно разглядеть, что гость облачен в тяжелое длинное пальто и воротник у него поднят на студенческий манер. 
     - Здравствуйте, господин Энский, - фигура чуть наклоняется вперед, - долго ли вы меня ждали?
     - Я никого не ждал, - сглотнув, отвечает работник офиса, - Вы кто?
     - Проходите и присядьте, - участливо говорит фигура, - Я следователь. 
     - Как следователь?! – выдыхает Энский и падает в кресло, взамхнув руками. 
     - Вот так, но позвольте, мой приход для вас – неожиданность? – с интересом спрашивает следователь. 
     Энский кивает. 
     - Очень интересно, - говорит следователь. 
     Энский видит, как следователь достает блокнот и делает какую-то запись. 
     Он говорит:
     - А по какому вопросу?. . 
     - По какому же еще можно…
     - Вы меня обвиняете?
     - Пока нет, но я почти… - следователь стучит по подбородку карандашом, и говорит, уже скорее для себя, - Хотя, учитывая, что вы не ожидали меня, вы хорошо подготовились, но…
     - Подготовился…
     - Что?
     - К чему я подготовился?
     - К тому, что вы, вероятно совершили.  Подготовились настолько хорошо, что твердо решили себе, что вас никогда ни за что не найдут.  Однако ж вот он я, здесь!
     И тут Энский замечает, что до сих пор не видел лица следователя.  Он напряженно всматривается, но что-то неведомое словно отводит ему глаза. 
     Он говорит:
     - И что, вы арестуете меня? – он издает напускной смешок.  Все это глупости, розыгрыши!. . 
     - Нет, это не в моей компетенции, - говорит следователь. 
     Он говорит:
     - Но вам уж от меня не уйти.  Уж я-то вас везде теперь найду.  А стоит вам сбежать, так все…
     Что означало это «так все» Энский уточнять не стал. 
     - А это что?! – вдруг спрашивает следователь и в один прыжок оказывается рядом с совершенно поверженным Энским. 
     - Газета, - рассеянно отвечает Энский. 
     - Ну конечно! Газета! Тот самый номер! – следователь почти кричит, - Ведь все так сходится, так сходится!
     - Да что сходится?! – вдруг вспыхивает Энский и вскакивает с места, - Я ее даже не прочитал! Видите, все расплылось, - он с силой тычет пальцем в слово «ПРЕСТУПЛЕНИЕ!», растекшееся десятками гнусных ухмылок. 
     Следователь снова достает блокнот.  Он пишет и пишет, так долго, что Энский снова чувствует дикую усталость и падает в кресло.  Спустя тысячу лет, закончив свои записи, следователь спрашивает:
     - Вы читали Кафку?
     - Нет.