- Да ладно, - встревает девушка.  - Пусть доскажет, интересно же. 
     - Разрезали, значит, ученые, - обстоятельно повествует ее возлюбленный; глаза его в неверном пляшущем свете сверкают.  - Кожу у мальчика на голове - ото лба до затылка - и вживили в разрез десять штук биомеханических имплантов.  Зашили, шов лазером устранили, вставили в мальчиково ухо жучок-датчик, чтоб за подопытным следить.  Прямо со стола его взяли, вывезли на своем секретном лифте на поверхность, да на беду - прямо перед носом у милицейского наряда.  Испугались и так спящего и бросили посреди улицы.  К утру очухался мальчик, не помнит ничего - только голова болит и в ухе потрескивает.  Ну да делать нечего - пошел он себе как ни в чем не бывало в школу, пережил вечером взбучку от матери, ну и стал жить-поживать как и раньше.  Сперва родители беспокоились, отчего это у их сына волосы на голове больше не растут, да только ел он так же хорошо, как и прежде, учился так же плохо, спал так же крепко, так что рано или поздно даже они волноваться перестали.  Дожил так мальчик до шестнадцати лет, уже совсем большой стал.  Шел как-то вечером подворотней к знакомой девице, и тут вдруг повстречались мальчику гопники.  Стали они его толкать да обзывать, ругают за бритую голову, бомбер да прямую шнуровку - ты, дескать, скинхед, да и району не с нашего.  Стал он с ними драться, не на жизнь сражался, а на смерть, то одного отшвырнет, то другого.  Да только гопников много, их неисчислимая рать, а мальчик хоть и смел - а один-одинешенек.  Одолели они его, повалили, да решил их главарь мальчика в пылу драки вдруг замочить - схватил кирпич и давай его по башке охаживать, то так ударит, то эдак.  Расшиб, на беду, мальчику голову до крови, а из раны вдруг - раз, два, три! - десять салатовых клиньев из неведомого материала, да все острые, как бритвы, как есть ото лба до затылка.  Учуял мальчик такое дело, вскочил на ноги и ну гопников бодать, тому брюхо вскроет, этому глотку перережет - всех положил.  И пошел себе дальше к той девице, которая в этой подворотне жила.  И стало тогда ясно, что импланты те - не просто импланты, а колюще-режущее биомеханическое оружие.  И как знать - правы крысы подземные али повинны? Ведь не обрей они мальчику голову - неизвестно, напали бы гопники, или упустили бы во тьме ночной бомбер да прямую шнуровку.  А если б все же напали - как бы он без экспериментов мутантских нечистых от них, чертей, отбился? Как знать, братец, как знать. . 
     Мальчик, основной вдохновитель и слушатель байки, задумчиво глядит на умолкшего Руда еще некоторое время - того разбирает смех, а Тамара в этом начинании давно преуспела. 
     - А жучок что? - вдруг уточняет он скептически, однако вполне заинтересованно.  - До сих пор в ухе?
     - Хе, а ты проверь, - развлекаясь, радостно советует Руд. 
     К концу рассказа у Орла уже успело зародиться странное чувство, что говорят о чем-то вполне знакомом, однако окончательно до него доходит лишь тогда, когда Тамарын племянник, бесстрашно подойдя ближе, останавливается у самой обреченной табуретки с явным намерением заглянуть обладателю биомеханики в ухо. 
     - Э-эй, - возмущенно отшатывается панк, криво усмехается, воззираясь на товарища с оскорбленным дружелюбием.  - Псих проклятый, черт. . 
     
     
     Из ярких спросонок воспоминаний враз выводит резкий хлопок входной двери, лязг замков и цепочки.  Некоторое время прислушиваюсь - нет, не Волков, тот не преминул бы в непроглядной тьме чужого дома уже с порога что-нибудь опрокинуть - значит, Руд.  Еще и с бабой, судя по полупьяному хихиканью и тихому говорку.  Разгерметизация в мороз; высунув из-под одеяла руку, дотягиваюсь до пола и некоторое время шарю в поисках фонаря, однако пальцы не нащупывают там ничего, кроме пары заноз - либо бесы укатили его под кровать, либо вообще забыли на кухне, так что одеваться приходится вслепую.  От холода трещат оконные рамы, кружится голова - какого идиота осенило идеей, что без света головокружение незаметно, даже если ощутимо валит с ног - бесконтрольно стучат зубы.  Хотя это, вероятно, от неизбывной температуры, отчего теплее ничуть не становится.  Кое-как затягиваю шнурки на ботинках, нахожу на спинке кровати видавший виды бушлат, который весьма милостиво подогнал давеча Джек - где достал, не знаю, может, даже и налетчицкий трофей, но греет знатно и выглядит днем не хуже. 
     Они уже щелкают в просторной кухне аккумуляторной лампой, когда я выхожу из комнаты, а на лестнице становится слышен перезвон бокалов и глухое позвякивание открываемой бутылки - о его кольцо.  Погруженный в спуск по ступенькам, а не мимо, неожиданно задумываюсь над тем, что в моей компании Руд почти не бывает столь явно и бесповоротно счастлив, каким был, встречаясь с Тамарой, почти всегда, даже во время нередких скандалов и драк.  Лихорадочное размышление на тему неспособности практически ни в чем ее заменить никуда не ведет и создано лишь затем чтоб пусто омрачать, но лезет в голову от этого не менее беспрепятственно.  Являя из себя в результате ублюдка еще более унылого, чем тот, который недавно проснулся, я, держась за шершаво-обойную стену прихожей, поворачиваю и останавливаюсь на пороге.  Лампа хорошо озаряет привычное уже, без лишней роскоши обветшалое уютное пространство хирургическим светом.  Руд - у плиты, ставит на газ оснащенный ненавистным мне свистком чайник.  У восьмиугольного, светло-деревянного столика, оседлав стул, сидит нетрезвая, безмерно чем-то довольная черноволосая деваха - может, и красивая, но во мне вызывает, что-то, одно только раздражение. Чем дальше, тем более неприемлем становится в женском теле лишний вес, а девица как раз из тех, про каких принято говорить "нехудая".  Формалиновый свет беспощаден, даже отсюда видна толщина слоев всей нанесенной на ее лицо косметики, а в кухонном воздухе накрепко застрял дешевый запах блядских духов.  Нет, я действительно не ревную. 
     - Хэй, Белоснежка, - обыденно бросает через плечо.  Я молчу.  Холодно и чуждо, об это я все время спотыкаюсь, это заставляет меня хотеть куда-нибудь обратно, ну, хотя бы во времена ошейника, когда было еще вполне понятно, кто во что играет, а что чувствует на самом деле - а потом я перестал играть вообще и сразу же запутался, потому что он-то по-прежнему.  Как ни в чем не бывало. 
     Нормальных сигарет тут нихуя не припасено, на столе, подле початой бутылки вина и только принесенной банки растворимого кофе - лишь пачка ее зубочисток. 
     - Белоснежка? - уточняет девица.  Как собака-наркоман, я киваю и, чувствуя себя здесь все более и более излишним, облокачиваюсь о дверной косяк. 
     - Сделай три кофе, - кратко распоряжается, обращаясь к брюнетке, Руд; некоторое время она капризно взирает на него, не шелохнувшись, но в гляделки проигрывает и лениво отрывает зад от стула. 
     Не обращая на визитершу особого внимания, Руд неспешно приближается ко мне и, легко подцепив под локоть, беспрепятственно выводит в коридор. 
     - Плюнь, она подопытная, - полушепотом в ухо.  В просвет между вешалкой и антикварными напольными часами он жмет меня к стене, жмется сам; выпростав кисть из пол бушлата, чуть задирает тельняшку и стискивает пальцы под моими лопатками.  Кожа немеет от обжигающего холода - он об меня руки греет, но это нормально.  Мне хотелось бы быть против, по крайней мере сделать вид, что я против, хотя бы даже потому, что Руд любит остывать и накаляться, как обогреватели нового поколения, но на данном этапе я, кажется, не могу сделать вид.  И тем более не смог бы скрыть это уже ставшее привычным безымянное чувство принадлежности, от которого слабеет под коленями, одуряюще углубляется дыхание, дрожат руки и не слушается язык - это чертово, разливающееся по нервам, стоит ему случайно меня коснуться. 
     - Плюнь, говорю, - ошибочно истолковав мою латентность, повторяет он.  К левой ладони присоединяется правая - на крестец, морозец расползается вверх и вниз по позвоночнику, заплескиваясь на плечи, ребра и бока, сталкиваясь там с жаром его груди, живота и дыхания.  - Она подопытная, потому что я не хочу портить кровь всякой неизвестной дрянью.  Контакт даже не Рэнда, а кого-то из его знакомых, этих самых террористов.  Она на меня там и намоталась, на танкере, там этих блядей в мороз целые штабеля.  Проверим - и отпустим с богом, если все в порядке.  Ну, или может, тебя вдохновит. .  Это не моя возрастная категория, сам знаешь.